остальные качества. Может, кто не согласен? — Молчание. — Да, здесь свои законы, но нет самого главного: каждый должен не только уважать беглеца, но всячески помогать и поддерживать. Не обязательно должен бежать каждый. Но если у вас не хватает духу рискнуть и попробовать начать жизнь сначала, то по крайней мере отдавайте должное тем, кто на это решается. И если кто забудет этот простой мужской закон, то он свое получит, обещаю. Ну а теперь, Баран, если не раздумал, я к твоим услугам! — И одним прыжком я оказался на, середине комнаты с ножом в руке. Баран швырнул свой нож на пол и сказал:
— Ты прав, Папийон. Поэтому на ножах я драться с тобой не буду. Давай на кулаках, чтобы не думали, что я трусливая вошь!
Я передал нож Гранде. И мы сцепились, как две дикие кошки. Продолжалось все это минут двадцать. В конце концов после ловкого удара головой я вышел победителем.
Мы отправились вместе в сортир смывать кровь с физиономий.
— Ты прав! — сказал Баран, — Все мы стали тупым и послушным стадом на этих островах. Я торчу здесь вот уже пятнадцать лет, но так и не собрал несчастные тысячу франков, чтобы перебраться на материк. Позор!
Я вернулся к своим, и тут же на меня набросились Гранде и Гальтани.
— Рехнулся ты, что ли! Так. всех оскорблять! Просто чудо» что никто не выпрыгнул в проход с ножом и не прикончил тебя.
— Нет, ребята! Ничего удивительного. В уголовном мире принято: если человек неправ, он открыто признается в этом.
— Что ж, может, и так, — сказал Гальгани. — Однако не стоит шутить с огнем.
Прошлой ночью убили итальянца по имени Карлино Он жил с «женой» — молоденьким мальчиком. Оба работали садовниками. Должно быть, он знал, что его жизнь в опасности, потому что ночью, когда он спал, его сторожил мальчик, и наоборот. А под гамак они накидали пустых жестянок, чтоб слышать, если кто попробует подобраться. И все равно его убили. И именно снизу, через гамак: Вслед за его пронзительным воплем раздался грохот жестянок, на которые наткнулся убийца.
Гранде в это время сидел за игрой с марселъцами. Их там собралось человек тридцать. Я стоял рядом. Крик и грохот банок остановили игру. Все вскочили. Приятель Карлино ничего не видел, а сам Карлино уже не дышал. Староста спросил, стоит ли вызывать начальство. Нет, успеется завтра утром, на перекличке. Раз человек умер, ему ничем не поможешь.
— Никто ничего не слышал! — Сказал Гранде. — В том числе и ты, малыш, — обратился он к приятелю Карлино — Скажешь, что проснулся утром, а он уже мертвый.
И игра возобновилась.
Я с нетерпением ждал, что же произойдет, когда надзиратели обнаружат убийство. В полшестого первый гонг. В шесть — второй и кофе. В половине седьмого после третьего гонга все выходили на перекличку.
Однако на этот раз установленный порядок был нарушен. После второго гонга староста обратился к охраннику, сопровождавшему разносчика кофе:
— Начальник, тут человека убили!
— Кого?
— Карлино.
— Хорошо.
Десять минут спустя явилось шестеро охранников.
— Где труп?
— Там.
Они увидели нож, воткнутый в спину Карлино через полотно гамака. И вытащили его.
— Носилки и забрать его!
Двое унесли труп. Взошло солнце Третий гонг. Держа окровавленный нож двумя пальцами, надзиратель отдал команду:
— Все во двор, на перекличку! В том числе и больные!
Все вышли. Комендант и начальник охраны всегда присутствовали на утренней перекличке. Когда дошли до Карчино, староста ответил:
— Умер сегодня ночью, забрали в морг.
— Хорошо, — сказал охранник, ведущий перекличку. Выяснилось, что все остальные на месте, и начальник лагеря подняв нож, спросил:
— Кто-нибудь узнает этот кож? — Нет ответа. — Кто-нибудь видел убийцу? — Мертвая тишина — Значит, как всегда, никто ничего не знает?.. Шагом марш мимо меня, руки вытянуть вперед! А потом все по своим рабочим местам! Вот так, господин комендант, никогда нельзя выяснить, кто виноват.
— Расследование закончено! — резюмировал комендант. — Заберите нож и прикрепите к нему бирку с надписью: «Им убит Карлино».
И все. Для здешнего начальства жизнь заключенного значила не больше, чем жизнь бродячей собаки.
С понедельника я начал работать ассенизатором. В половине пятого вышел из барака и еще с одним, человеком начал опорожнять параши блока «А» — нашего блока, Их надо было свозить к морю и выливать. Но возница, если ему заплатить, соглашался ждать на плато в том месте, где к морю вел узкий зацементированный желоб. Тогда быстро, минут за двадцать, мы выливали все содержимое бочек в него, а потом — тонны три морской воды, которая все смывала. Морскую воду заранее привозил в огромной бочке один очень славный негр с Мартиники, которому мы платили по двадцать франков в день.
Итак, я ассенизатор. Каждый день, закончив работу, я хорошенько мылся, переодевался в шорты и отправлялся на рыбалку. От меня требовалось только одно — быть в лагере в полдень. Через Шатая удалось раздобыть удочки и крючки И когда я шел по дороге, неся на проволоке целую связку прекрасной крупной султанки, меня часто окликали с порога жены охранников:
— Эй, Папийон! Продай пару килограммов султанки! Уловы были большие, но я отдавал всю рыбу ребятам в лагере. Или менял на тонкие длинные батоны, овощи или фрукты. Как-то я шел к лагерю с доброй дюжиной крупных крабов и несколькими килограммами султанки, и меня окликнула какая-то толстая женщина:
— Смотрю, у тебя хороший улов, Папийон! А море такое неспокойное, никто ничего не ловит. Уже недели две рыбы не ела. Жаль, что ты не продаешь никому. Жены охранников жалуются.
— Это верно, мадам. Но для вас я могу сделать исключение.
— Это почему?
— Вы несколько полноваты, рыба вам полезна.
— О Да! Врач рекомендовал мне есть только овощи и отварную рыбу. Но где ее взять?
— Здесь, мадам. Вот, возьмите крабов и султанки. — И, я отдал ей килограмма два рыбы.
С того дня всякий раз, когда улов бывал приличный, я отдавал ей часть рыбы. Она прекрасно знала, что на островах все продается и покупается, но никогда ничем меня не благодарила, кроме «спасибо», и была, конечно, права, потому что понимала — я оскорблюсь, если она предложит мне деньги. Зато она часто приглашала меня в дом, где сама наливала стаканчик ананасового ликера или белого вина. А если ей присылали с Корсики кенкину, она всегда угощала меня. Мадам ни разу не задала мне ни единого вопроса о прошлом. Именно от нее узнал я происхождение названия островов. Когда однажды в Кайенне разразилась эпидемия желтой лихорадки, монахи и монахини одного монастыря нашли здесь убежище и все до единого спаслись. С тех пор они и стали зваться островами Спасения.
Под предлогом рыбалки я мог ходить всюду, где заблагорассудится. За три месяца, что я работал ассенизатором, мне удалось изучить остров вдоль и поперек. А под предлогом обмена рыбы на овощи и фрукты я заглядывал и в сады. Садовником в одном из них, что возле кладбища для охранников, был Матье Карбоньери из моего гурби. Он работал совершенно один, и я подумал: вот удобное место, где можно изготовить и спрятать плот, ведь уже через два месяца комендант уезжает, и руки у меня будут развязаны.
Все складывалось довольно удачно. Официально я числился ассенизатором, но на деле почти всю работу выполнял за меня негр с Мартиники. Ему, конечно, платили за хлопоты. Я подружился с двумя
