— Крюка нет.
— Не может быть. Плохо ищешь. Везде были, даже с лихвой. Здесь тем более — без него тут пройти невозможно. Должен быть. Ищи. Без него тут пройти невозможно. Без него на вершину можно только смотреть, без него она так же недосягаема, как на небе звезда.
Валентин впивается глазами в скальную породу и ощупывает каждый сантиметр участка, где по логике должен сидеть крюк.
— Нашел, — саркастично цедит он.
— Есть?!
— Есть... дырка от крюка. Чья-то злобная рука выбила его.
— Но Пит говорил...
— Говорил. От большо-ой любви к ближнему... Я еще тогда об этом подумал, но не поверил себе и устыдился при этом.
— Что будем делать?
— Не знаю. Хоть вниз чеши... — Гракович прищурился, видимо, что-то обдумывая, потом полез в карман и достал оттуда клемму Абалакова — приспособление, которое в отдельных случаях может заменить крюк. Он вогнал ее в подходящую щель и повернул для прочности. Затем, пристегнув карабин, рванул на себя веревку. Клемма выскочила...
— Похоже, придется спускаться, — сказал он.
— Погоди... Давай еще разок.
Валентин проделал ту же операцию. На этот раз закладка осталась в гнезде. Он проверял несколько раз — клемма застряла прочно. Мы благополучно прошли «маятник» и вскоре поднялись на вершину. Часы показывали 13.15. Весь путь наверх занял менее трети суток. Час спустя на вершину стали выходить остальные двойки. Питер Лев, завидев нас, с веселой улыбкой спросил:
— Как вы сюда попали?
— Ножками, — ответил Валентин, холодно глядя в глаза.
— А «маятник»? Без крюка? Это невозможно. Как вы его прошли?
— Как? — вяло, будто подавляя зевоту, заговорил Валентин. — Я уже сейчас и не помню. Володя, как мы «маятник» прошли?
— На крылышках.
— Ах, да, да... Вспомнил. На крылышках.
Ничуть не смутившись, Питер захохотал — звонким, чистым, праведным смехом. Оставалось предполагать: то ли он ни в чем не виновен, то ли в открытую считает, что плутовство — самая почетная норма общения. Хотелось бы за истину принять первое. Спуск прошел спокойно, без приключений. Часа через два мы были внизу.
Дома меня поджидал гость. Молодой, но уже известный в восходительском мире альпинист. Мы встречались с ним три года назад в Англии, на молодежном сборе. У нас с ним вышел любопытный разговор. Я не уверен, что он дал бы свое согласие на публикацию этой беседы, поэтому на всякий случай скрою от читателя его подлинное имя и назову своего английского приятеля Джоном Икс. Там, в Англии, мы быстро нашли с ним общий язык, в трудных случаях, правда, прибегая к помощи переводчика. Однако была тема, в которой общий язык не сумел нас сблизить — каждый оставался на своей позиции. Но именно разноголосица, несговорчивость будили в нас интерес друг к другу, именно они нас сближали. Речь шла о скалолазании. Джо был ярым противником нашей идеи сделать скалолазание спортом (как у нас в Союзе) и проводить международные соревнования. Здесь нам помогал Непомнящий. После радостных приветствий и общих слов я спросил Джона:
— Как ты здесь оказался?
— Приехал полазить на скалах.
— Ради этого пересек океан?
— Почему бы и нет? Здесь они интересней.
— Ты не находишь, что изменил самому себе?
— В каком смысле?
— Как же, лютый враг скалолазания едет из Старого Света в Новый, чтобы пошататься по скалам.
— Не хитри, Володя. Ты же знаешь: я не враг скалолазання. Я только против того, чтобы его превращали в спорт. Я с удовольствием лазаю, но не хочу регламента — условий, ограничений, правил. Не хочу соревнований, сравнений, соперничества. Я желаю одолевать стены, не ограничивая себя ни временем, ни навязанным мне строгим маршрутом, не заботясь о том, хорошо ли выгляжу снизу.
— Чепуха. Самообман. Свой результат ты все равно сравниваешь с результатами знакомых или незнакомых, но знаменитых альпинистов. Радуешься, когда он выше. Наоборот: тебя берет за живое, если чувствуешь, что уступил. И обязательно вступишь с ними в соревнование, только неофициальное, неорганизованное. Никакое не лазание по скалам, а именно «скалолазание» — же спорт. Вы бежите от него как черт от ладана и надуваете самих себя. Я, кстати, никак не ожидал такого ожесточенного неприятия нашего предложения.
— Ты имеешь в виду вашу пропаганду соревнований по скалолазанию?
— «Пропаганду»! Ладно, пусть будет пропаганда. Может, из-за этого слова у вас такая непримиримость? Английский совет альпинизма предупредил, что он выйдет из УИАА (Международный союз альпинистских ассоциаций. —
— Повторяю, мы не хотим организованного альпинизма.
— То есть как?! Можно подумать, что у вас он неорганизован! А значок, без которого не выйдешь на скалы в Шавангуке?! — Джон понял меня: я намекал на плату за «пользование горами». — А контора по найму гидов? А спасслужба? А двухдневная школа, которая за 75 долларов обещает в два дня сделать альпинистом кого угодно, даже тюленя — были бы доллары?! Наконец, сам ААК — это ли не организация?! Я говорю о Штатах, но и в Англии, и в любой другой западной стране примерно то же.
— Ты неправильно понял. Я имею в виду сверхорганизованный альпинизм, где восходитель ни шагу ни сделает без разрешений, проверок, ограничений, без строгого надзора, где широта его прав зависит от его квалификации... Мы хотим сохранить положение, которое любому человеку дает право ходить в горах, когда ему хочется, где ему хочется, сколько ему хочется и с кем ему хочется.
— Это ваше положение называется правом на самоубийство! Свобода безумцам, психопатам. Мне непонятно, как может общество, которое считает себя гуманным, так легковесно относиться к человеческой жизни?!
— Человек волен распоряжаться собой, как ему вздумается. Хочет повеситься — пусть вешается. Это его право, его личное дело. Общество не должно лишать его такой свободы.
— Самоубийство — результат аномального поведения личности. У нас больных лечат, а не дают им «свободно» умирать. Если б я увидел тебя с петлей на шее, то вытащил бы насильно.
— У тебя бы сил не хватило. Я сильней! — засмеялся Джо.
— Хватило! Потому что мое желание спасти сильнее, чем твое — умереть.
— Но альпинисты не безумцы, не самоубийцы. Напротив, они идут в горы от потребности полнее ощутить жизнь. Они идут сюда, чтобы подышать вольным воздухом, хоть немного отдохнуть от жестоких ограничений жизни. А вы и здесь хватаете за глотку, регламентируете каждый вздох.
— Ты не хуже меня знаешь, что горы — это огонь, что с огнем надо уметь обращаться. И что к нему ни в коем случае нельзя подпускать маленьких детей. Разве можно человека, который прошел двухдневное обучение в вашей сверхскоростной школе, пускать, скажем, на Мак-Кинли, на Эль-Капитан или на нашу
