боюсь, раскол-то будет страшным, удар по христианской вере— тяжким, а жители княжеств наших откажутся уважать даже нас..
— Здесь цар… — прошептала я на ухо Михаилу.
— Здесь? Где? — не понял он, озадаченно оглядываясь.
— Здесь царова воля присутствует, — сказала я громко, указывая на хорошо видимый мне смерч, черной воронкой закручивающийся в дальнем углу столовой залы. Слишком памятный мне смерч, едва не поглотивший мое сознание в ца-ровых покоях.
Как бы услышав мои слова, смерч двинулся к пиршественному столу, прокатился по нему незримо для остальных присутствующих и всей своей ураганной тяжестью обрушился на князя Петра.
Тот как раз грозно оборачивался в мою сторону, чтобы задать взбучку несносной девке, беспрестанно лезущей в серьезные разговоры. Но не успел обернуться — обмяк. Ватной куклой осел в свое кресло, закатил глаза, приоткрыл рот, хрипло вдыхая воздух.
— Держитесь, князь! — крикнула я и мысленно протянула к нему руки.
Я пыталась раздвинуть упругие вихревые потоки, дотянуться до обездвижеиного, одеревеневшего сознания князя, зависшего легкой щепочкой в самой сердцевине бешено вертящейся воронки.
Смерч сопротивлялся моим рукам всеми своими протуберанцами и завихрениями, выталкивал меня наружу, сводил ледяной судорогой пальцы, мысленно вонзаемые в его плоть.
— Да помогите же мне! — воззвала я к присутствующим, в немом остолбенении переводившими глаза с меня на обвисшего в кресле князя. — Кричите ему, называйте по имени, обращайтесь к нему хоть как-то! Пусть откликнется, пусть придет в себя!
— Князь Петр! — первым громко подал голос Михаил. — Петр Тихонович!
— Князь Траханиотов! Князь кевролевский! — принялись несмело выкликать остальные.
Через минуту вокруг уже стоял настоящий галдеж. Многие повскакивали со своих мест, подбежали к хозяину, безвольно запрокинувшему голову, кричали ему прямо в уши, теребили за рукава. И это помогло.
Я почувствовала, что смерч, прежде почти каменный, налитый упругостью, вдруг дрогнул, стал мягчеть на глазах, поддаваться. Это позволило мне рывком ввести обе ладони в его покачивающееся туловище, ухватить сознание князя и выдернуть наружу.
Князь Петр с шумом перевел дыхание, выпрямился в кресле, с недоумением оглядел поднявшуюся вокруг суету.
— Что стряслось-то, господа? — поинтересовался озадаченно.
Смерч отступал. Попятился, мотая из стороны в сторону широкой шляпкой воронки, как пьяный человек головой. Двинулся вон из залы — прямо через стену, занавешенную большим пестрым ковром.
Громкий стук в закрытую дверь столовой залы заставил всех повернуть головы.
— Чего там? — недовольно рыкнул хозяин.
— Княже! — раздался приглушенный зычный голос. — Нас теснят! Ворота разбиты в шепу, бьемся уже на крыльце!
— Что такое? Микитка, ты? — раздраженно поморщился все еще ничего не понимающий князь Петр. — Сказал же — не беспокоить!
Я резко поднялась, отшвырнув стул, повернулась к князю Траханиотову: — Здесь есть другой выход? Запасной? Уйти сможем?
Князь секунду молчал, пристально глядя на меня. Потом все сложилось в его голове нужным образом, и он тихо, но властно сообщил: — Господа. Други мои. Пришел час наших настоящих невзгод. Сегодня мы бежим. И путь для отхода есть: вот он, здесь, в полу, подо мною — тайный лючок, по которому мы все выберемся наружу. Далече. В стороне от моего дома. Но мы соберемся снова. Уже не в слободе. Чуть далее. Подле Кругловой балки, в пятнадцати верстах к востоку отсюда — в имении верного мне человека, лыцара вышеградского Михаилы Гагина. Встретимся там нынче же, в полночь. Все там и решим. А теперь — в подпол! Князь Михаил с княгиней Натальей спускаются сразу после меня. Остальные — за ними!
— А вы, княгиня, и впрямь жена смелая! — одобрительно сообщил князь Петр из своего угла кареты. — Такая только и нужна Михаилу! И он подмигнул моему супругу. Будто я сама не знаю, какая ему нужна жена!
Мы втроем спасались бегством в траханиотовской карете, заранее припасенной на этот прискорбный случай. В целях большей скрытности с кареты были заблаговременно сняты гербы и стесаны вензеля князя, на окнах — плотные занавески, надежно ограждающие нас от любопытных глаз. Все-таки готовился князь Петр и к такому варианту, когда ему придется скрываться от высочайшего гнева.
— А есть ли у вас где пересидеть время в безопасности? — деловито спросил Траханиотов.
— Буду проситься на постой к Якову Окинфову — младшему сыну князя Лексея. Он имеет собственный дом в Вышеграде, а я с ним дружен был…
— И думать о том забудь! — категорично рубанул ладонью воздух князь Петр. — Лексей Окинфов царовым указом определен третьим воеводой в полк Правой руки. Он сейчас нос дерет, загордился — от него помощи ждать нечего. И живет он как раз там, куда ты прятаться хотел, — в сыновом вышеградском доме. Самого сына его, Якова, не знаю, но только вряд ли тот против отца пойдет — не то сейчас время, чтобы внутри рода смуту разводить! Не обижайся, может, этот Яков и друг тебе был, но только соваться к нему теперь, после того как царово величие уже не словами, а делами волю свою явило. — не след, ох не след!
— Тогда… — Михаил подумал. — А князь Воротынский в каком полку воеводой — записан?
Траханиотов смачно расхохотался: — Вот это дело! Молодой князь Ондрей со мной оказался записан в Ертаульный полк. Да не воеводой, а простым сотником! Ну и тож обиды терпеть не стал — отказался брать список сотни. Вот к нему — можно. Даже довезу. Заодно и переговорю с ним. Пока-то он вроде в сторонке стоял. Но вишь какие лихие времена настают — надо бы и ему определяться. Позову его на полуношничание к Гагину, на Круглову балку. Может, толк и будет! Эй. кучер! — приоткрыл он дверцу — Кушка, ты, что ли? А я тебя и не признал, когда в карету лез Вот и славно! Поворачивай к дому князя Ондрея Воротынского. На самом краю Девлетовой слободы, знаешь?
Карета остановилась. Некоторое время со стороны облучка не доносилось ни звука. Верный Кушка был в затруднении. Потом решился: — Не серчайте, батюшка, Петр Тихонович, да только я такого дома и не знаю… Там, в Девлетовой слободе, дом князя Димитрия Воротынского был. Это знаю. А чтоб Ондрея…
— Так то ж его сын, дурья твоя башка! — расхохотался князь Петр. Он вообще был в прекрасном настроении — будто и не пережил страшного налета на свой дом, будто и не положили царовы ополченцы лучшую часть его дружины. — Князь-то Димитрий помер не так давно, теперь гривну надел сын его, Ондрей! Вот к тому дому и езжай, какой знаешь!
— А как вы собираетесь разговор сегодня ночью повернуть? — осторожно поинтересовалась я, когда карета тронулась снова. — Наметки какие-нибудь есть?
— Наперед особо думать нечего! — с лихой удалью ответил князь Петр. — Намерение мое простое — не дать погубить то, что нашими предками создавалось! А как противодействие начать — это вот как раз и обсудим.
Увы, его слова полностью соответствовали мыслям. Никаких стратегических заготовок в его голове не обнаруживалось.
— Одно ясно, — потер он ладони, как бы предвкушая хорошую драку. — Нам теперь от царова величия житья не будет. Коли сей же час не сумел он нас взять — завтра опять попробует. И пойдет охота на нас, ох пойдет! А я дичью-то не люблю быть. Я сам из охотников!
— Знаешь, а я, кажется, поняла, откуда и кто на меня все время пристально смотрит, — поделилась я с Михаилом.
Мы наконец остались одни в отведенной нам гостевой горнице дома князя Ондрея Воротынского.
— Да? — с интересом спросил супруг.
— Да, — подтвердила я, — Ты кого хочешь: сына или дочку?
— То есть… — Михаил широко раскрыл глаза, переваривая полученную информацию, — Ты хочешь
