Вайла’тун, словно коршун, обмана, сколько от воспоминания об одном странном пророчестве покойного деда. Нет, не от пророчества, конечно. Это сейчас, после разговора про рукопись, ему все не простым совпадением виделось. А вспомнилась простенькая песенка, которую дед иногда напевал, сидя вечерами на завалинке и перебирая пальцами кудрявые локоны притихшего рядом внука:
Обычная песенка, каких много, грустная, напевная. Не то про ту самую Лиадран, не то про другую, не то просто про чью-то ушедшую любовь; одним словом, дед мурлыкал ее себе под нос, а Тангай слушал и наслаждался безбрежностью звездного неба. И только теперь слова ее озарились в его полусонном, уставшем за день мозгу неким скрытым, не высказанным до конца смыслом. Ведь если так поступили с сестрой, то бишь с женой не кого-нибудь, а самого Дули, то что ожидать от легенд про других, куда менее значительных персонажей того далекого героического времени? Того и гляди выяснится, что было у Дули вообще-то не две, а целых три жены и что последняя была рыжая, родом из шеважа. И ездил он верхом вовсе не на Руари, а на большой зеленой ящерице…
— Что ты сказал? — переспросил он Хейзита.
— Да вот думаю, здесь остаться пережидать или по подземным проходам пойти. Здесь, с одной стороны, безопаснее, конечно, но уж больно долго мы можем просидеть, и ничего не произойдет. Не лета же ждать. Да и за едой по веревке вверх-вниз не налазишься.
— Это уж точно, — кивнул Тангай, без особой радости вспоминая пройденный путь. — Я тоже за то, чтобы попробовать дальше пойти. Авось чего полезное отыщем. А этот твой писарь нынче где?
— Харлин? Что, интересно стало?
— Он небось всю эту «Реку времени» прочитал…
— И не только. Его ведь люди Ракли убить хотели. Оттого и дом его подпалили. Чтобы он поменьше болтал, чего другим знать не положено. Надеюсь, они про переписанную рукопись не догадываются. Не то все бы тут взрыли. Посмотрим, как-то оно теперь будет. Может, новые хозяева замка старика в покое оставят, а может, наоборот, по весне снова за пепелище возьмутся и нас найдут.
— Ну, до весны я сидеть тут точно не намерен. Так он что, сбежал куда?
— Сбежал. Последнее время все куда-то бегут. Жизнь такая у нас бегучая пошла. — Хейзит прислушался к спящим. Ему показалось, что Гийс заворочался. С виду же все оставалось тихо и мирно. — Я бы его с удовольствием отыскал. Он старик толковый, начитанный. Меня грамоте в свое время учил. Надеюсь, жив еще. Когда я его последний раз тут видел, с ним надежные друзья были. Они его не бросят. Если сами, разумеется, в беду не попадут. Но куда они направились, ума не приложу.
— Люди сказывали, что недовольные сейчас на окраинах собираются, по тунам, — подумав, сказал Тангай. — Может, и нам туда податься?
— Недовольные?
— А ты решил, что один такой? Ну, в смысле, с кем власти замка не по совести поступают. Нет, братец, ты молод еще, только-только своей головой думать начинаешь, а меня жизнь помотала да постукала сполна, так что я кое-что в делах этих смыслю. Против Ракли народ вольный давно шушукался. Если бы его сейчас другие не повязали, глядишь, простые фолдиты помыкались-помыкались, да и сами не стерпели бы.
— А оттого, что другие повязали, думаешь, лучше будет?
— Так ведь смотря кто и почему, — многозначительно заметил Тангай. — Я про это ничего не знаю. Как и ты. Если там у них кровная вражда была, глядишь, может, и образуется. А если кому власти или деньжат недоставало, то, помяни мои слова, толку никакого не будет. Разве что хуже станет. Новые — они всегда жаднее получаются. У нас вон тоже с Касом мастер один верховодил, долго довольно-таки верховодил, толковый был мужик, и дело знал, и договариваться умел. Только с норовом был и делиться с кем надо не хотел. Говорят, подстроили ему как-то раз нехорошую историю с деревом: рубили-рубили, а оно не в ту сторону поехало, хлобысь — и накрыло его.
— Насмерть, что ли?
— А то! Думаешь, только от стрел да мечей люди гибнут?
— Да нет, у меня у самого отец на строительстве погиб.
— То-то и оно. Ну так вот. На его место нового мастера отрядили. И что ты думаешь? Мы с ним и одной зимы вместе не продровосечили: все под себя тянул, гад, нам разве что крохи перепадали.
Помолчали.
— А отец твой давно погиб?
— Да уж порядочно. Вайла’тун при нем достраивали. Хоканом его звали. Не слышал?
— Э, откуда? Я в те времена в Пограничье трудился, заставы строил. Хорошее времечко было. Слушай, а мать твоя что, с тех пор так замуж больше и не выходила, получается?
— Ну да, конечно. Ей это как-то ни к чему.
— Знаем-знаем, — ухмыльнулся Тангай. — Это ты сейчас так рассуждаешь. Им замуж завсегда нужно. — Он понизил голос: — Сестренка вон твоя, смотри, как с пленничка нашего пылинки сдувает. Того и гляди отпустит. Ты с них глаз не спускай. Еще устроит нам подвох.
— Не устроит.
— А все-таки я бы на твоем месте приглядывал. Спать не хочешь?
— Боюсь, я теперь не скоро засну.
— Брось, это ты сейчас так говоришь. Только без жратвы и сна недолго протянешь.
— Я не против сна. Я просыпаться не люблю. За ночь обо всем плохом забываешь, а как глаза откроешь, все по-новому на тебя наваливается.
— Молод ты еще, чтобы о таких глупостях заботиться, вот что я скажу, — хмыкнул Тангай, устраиваясь поудобнее. Ему нравилось коротать время, ведя неспешную беседу с Хейзитом, которому явно были не чужды копания в себе и окружающей жизни, чем давно уже не радовали Тангая нынешние молодые люди. Тех ничего толком не интересовало, кроме беготни за девками да выяснений, кто мужикастее, а уж о том, чтобы поддержать разговор со стариком, такого и в помине не было. А этот вон каков: и гончарное дело знает, и строить печи умеет, и читает штуки всякие старые, и десятка, видать, не робкого, решительный вроде, мать с сестрой любит. Такому и помогать приятно. Все, глядишь, на пользу пойдет да образуется. — Вообще-то я бы, раз такое дело, воспользовался случаем и пошастал под землей. Авось куда кривая выведет.
— А их с собой таскать? — Хейзит посмотрел на спящих.
— Ну не здесь же бросать. Это хорошо, если веревки наши в колодце никого на мысль не наведут. А если их не отвязывать станут, а воспользуются по назначению?
— Сюда полезут?
— Именно.
— Тогда и комнату эту найдут. — Хейзит огляделся. — Тэвил!
— В каком смысле?
— А в таком, что неохота мне невесть кому рукописи оставлять. Они тут с пожара в безопасности пролежали, а теперь из-за нас все может наперекосяк пойти. Нас-то точно искать будут. В отличие от Харлина, о котором никто, кроме меня, не знает. Думают, что он на пожаре погиб. К счастью для него.
