вскочил и вышел из кафе, не оборачиваясь.
Оставались считанные минуты до полуночи. В подвале больницы доктор Корк облизнул потрескавшиеся губы неповоротливым языком.
— Ну почему всегда я? — В его голосе сквозила усталость, вызванная явно не длинным рабочим днем.
— Я вам доверяю, — заметил Джереми. — В Каире не так много врачей, способных хорошо провести вскрытие.
— В Каире не так много детективов, которые в ходе каждого своего расследования велят произвести вскрытие.
Мэтсон кивнул в знак согласия и раскурил сигарету.
— Мы составляем идеальную пару, — прокомментировал он из облака табачного дыма. — Итак, что вы можете сказать об Азиме?
Врач скрестил руки на груди и еще раз облизнул губы.
— Он умирал медленно, вероятно в течение нескольких часов. Агония редкая по продолжительности. Вот этот кол ввели ему через анальное отверстие.
Доктор указал на орудие убийства, оно лежало на столе. Кусок дерева длиной метр пятьдесят и диаметром по меньшей мере пять сантиметров; половина кола была покрыта засохшей кровью.
— Кол проталкивали внутрь, нанося удары по тупому концу. Он продвигался вперед постепенно, проткнул кишки, желудок… Короче, это продолжалось до тех пор, пока боль полностью не парализовала Азима.
Ближе к концу пытки несчастный просто не мог пошевелиться. А это означает, что мучителю вовсе не требовалось оставаться там до конца и ждать его смерти.
Глядя на бесстрастное лицо Джереми, врач уточнил:
— Преступник пытал Азима. Совершив злодеяние, он мог спокойно уйти, оставив свою жертву мучиться и истекать кровью. Убийце достаточно было провести на месте преступления только первые пять минут. После этого любая дрожь, любое сотрясение отдавалось во внутренностях несчастного, вызывало у него новые крики, рыдания или что-нибудь подобное. Точно не знаю, на что способен человек в таком состоянии. Немыслимо, чтобы он сумел встать или тем более попытаться вытащить кол, — руки были связаны у него за спиной. Еще раз настаиваю на следующем: наконечник кола дошел почти до грудной клетки, поэтому малейший жест причинял сумасшедшую боль.
— Значит, он ждал только смерти… — Джереми выдохнул порцию дыма изо рта. — Минутку! Если убийца не оставался возле жертвы, тогда почему голова Азима была почти полностью закопана в песок?
— Совершенно очевидно, что Азим не стал дожидаться своего последнего вздоха. Думаю, после часа пытки его страдания достигли такой стадии, что он попытался ускорить конец. Поскольку сдвинуться с места не мог, то, должно быть, начал биться головой о камень. Мне сказали, что возле него лежали два больших булыжника и на них нашли немного крови: он разбил себе лоб и правый висок. Еще немного — и раскроил бы собственный череп. Но, почти добившись цели, отказался от этой затеи; вероятно, на некоторое время затих, а затем в отчаянии решил попробовать новый план. — Корк мрачно взглянул на Джереми. — Азим погрузил лицо в песок, чтобы перекрыть доступ воздуха в легкие, и, полагаю, даже немного прополз для этого вперед. — Врач дернул подбородком, как бы подтверждая собственные слова. — Именно это, в конечном счете, его и убило — недостаток кислорода. Все симптомы указывают на это.
Мэтсон вздохнул и посмотрел на кол, покрытый вязкой массой.
— Еще одно, — добавил врач, — бедного малого принесли сюда так, как нашли, — без штанов. Зато на нем оставался пиджак, там я нашел бумажник и… нечто вроде папирусного свитка, написан по- арабски.
— Свиток папируса?
— Да, небольшой, плохо сохранившийся. Скорее всего, действительно древний.
— Могу я его взять?
Корк пожал плечами:
— Конечно. Правда, в настоящее время свиток находится у моего коллеги. О, не беспокойтесь, это надежный человек! Сотрудничает с Американским университетом,[76] его приглашают каждый раз, как находят скелеты в процессе раскопок. Он антрополог и заверил меня, что сумеет быстро получить перевод текста. Сообщу его вам в ту же минуту, как он станет мне известен.
Согласившись, Мэтсон уже собрался уходить, но вдруг остановился и положил руку на плечо врача.
— Доктор, когда вы проводили вскрытие тела того мальчика, вы его узнали, не так ли?
Корк открыл рот, однако не сказал ни слова. В повисшей тишине было слышно, как заурчало в животе у врача. Затем он вздохнул, глубоко и устало.
— Это один из детей, которые проходили у вас медицинский осмотр, чтобы поступить в учебное заведение Кеораза, разве не так? — настаивал Джереми.
— Я действительно узнал этого ребенка. И… дал вам это понять, детектив.
Мэтсон грустно улыбнулся в ответ.
— Не стоит так легкомысленно относиться к моим словам, — добавил доктор Корк. — Когда вы отыщете того, кто это сделал, влепите ему пулю лично от меня. Если бы у меня была такая возможность, я не колебался бы ни секунды.
40
Настроение Марион вполне соответствовало цвету кофе, который она перемешивала ложечкой. Как получилось, что накануне вечером она забыла об осторожности? Да, приятный вечерок с подругой, беспричинная грусть, ощущение одиночества, — и на тебе, она выкладывает все начистоту, без остатка. Теперь Беатрис известно все… А ведь Марион едва ее знает, доверие к ней было необоснованным, скорее инстинктивным. В тот момент она вообразила, что, признавшись, сразу почувствует себя лучше, понадеялась, что, разделив с кем-то бремя тайны, облегчит себе жизнь. Ничего подобного — стало только тяжелее! Мало того, что Марион вовсе не почувствовала себя сильнее, не ощутила желаемой поддержки, так теперь у нее еще и началось новое обострение паранойи.
А что если Беатрис уже рассказала все остальным обитателям Мон-Сен-Мишель? Или, еще хуже, связалась с редакциями газет, собираясь продать подороже информацию о личности таинственного осведомителя? И, поскольку беда не приходит одна, Марион никак не могла выкинуть из головы навязчивый мотив песенки Джонни Холидея «Noir c'est noir, il n'y a plus d'espoir…»,[77] которую услышала по радио, когда принимала душ. Теперь вот она не знала, что делать… Легенда ее погорела, как пишут в шпионских романах. Надо ли звонить в ДСТ и просить приехать за ней? И как им все объяснить? Сказать, что однажды вечером, поддавшись усталости, она стала слишком болтливой? Мало того, что она почувствует себя униженной, — этот поступок свидетельствует о ее неуважении к их работе. Разве после этого они не имеют полного права заявить, что бросают ее на волю судьбы? Ведь невозможно защитить того, кто по истечении всего десяти дней в припадке уныния раскрывает все свои секреты первому встречному.
Марион устала; в течение всего октября она была парализована страхом — за ней следили. Те, кто хотел заткнуть ей рот, вышли на след. Желая припугнуть ее, эти могущественные и хорошо организованные силы подослали мотоциклиста, который ожидал женщину на парковке в подвале ее же дома. В тот момент они еще не подозревали, что она поддерживает контакт с ДСТ, но теперь-то ситуация наверняка изменилась. Враги преследуют ее и используют любую возможность, чтобы ее отыскать. Если все это так, теперь они будут вести себя значительно жестче, признала Марион. Больше не станут рисковать, пойдут ва-банк и ликвидируют ее. ДСТ взяла на себя задачу отыскать для нее затерянный уголок, чтобы о ней забыли, до тех пор пока судебной полиции не понадобятся ее свидетельские показания. Если теперь вообще
