Раз, другой. «Господи! – подумал Бенджамиль сквозь отрешенный ватный ужас. – Да она же умирает!» Он поднялся на ослабевшие ноги и шагнул к аквариуму, намереваясь зачерпнуть ладонями воды, но пальцы Марси удержали его, поймав за рукав сорочки.
– Не надо, мне уже лучше, – прошептал девушка. – Сядь вот тут, рядом.
Перепуганный Бенджамиль покорно опустился на край кровати.
– Чувствуешь? – Марси поймала его руку и настойчиво прижала к своему животу. – Чувствуешь?
– Что? – спросил Бен одними губами.
– Его, нашего ребенка? Вот здесь. Чувствуешь?
И Бенджамиль почувствовал, как сквозь мышцы и кожу плоского живота молодой женщины ему в ладонь отчетливо уперлась маленькая пятка.
– Разве я тебя разыгрываю? – Серьезные раскосые глаза смотрели внимательно и пытливо, и только в уголках губ пряталась улыбка.
Бенджамиль соскочил с кровати и, засунув руки в карманы брюк, принялся ходить по комнате.
– Ну, Бен, не злись, пожалуйста, – елейным голосом пропела Марси, она уже как ни в чем не бывало сидела на кровати. – А то я начну злиться вслед за тобой. Я же чувствую, как ты злишься. Я совсем не хотела тебя обидеть, я нечаянно, и мне уже стыдно. Честное слово.
По всему было видно, что нисколько ей не стыдно. Сердито насупившись, Бенджамиль присел на корточки возле аквариума и постучал пальцами в стекло. Плавное движение рыбок разорвало свой рисунок.
– Правда, как настоящие? – Марси придвинулась сзади так, что ее колени коснулись его спины. – Их не надо кормить, и чистить аквариум не надо… – Девушка прерывисто вздохнула и, потянувшись вперед, постучала ногтем в выпуклую прозрачную стенку.
Они сидел на кровати, тесно прижавшись плечами и сблизив головы, словно таинственные заговорщики. На их колени лился все тот же смутно-лиловый свет. Было на удивление тихо и уютно, так тихо, что они невольно разговаривали шепотом.
– Когда мы с мамой и сестрой переехали сюда из белого буфера, – рассказывала Марси, рисуя указательным пальцем затейливые узоры на одеяле, – я вообще была в жуткой депрессии, боялась выходить на улицу, боялась выходить в подъезд, боялась спать возле окна. Со временем ничего, привыкла. Люди здесь как люди, не хуже прочих. Потом Сью устроилась на фабрику Мориса Эйвитса. Она до сих пор считает, что ей здорово повезло. В белом буфере она училась в Путлицкой школе младших менеджеров, но после переезда бросила учебу. Будь Сью парнем, отца наверняка обязали бы оплатить оставшиеся три года. А так… По-моему, Сью сразу поняла, что ей ничего не светит. Мама никогда не умела распоряжаться деньгами, а после развода, мне кажется, немножко тронулась умом. – Марси покрутила пальцем у виска. – У нее все текло между пальцев. Деньги, что она получила при разводе, улетучились меньше чем за год, но она все равно хотела, чтобы ее дочь закончила приличную школу, и я, как дура, каждый день ездила по четыре часа в таблетке. Жуткая скука.
Бенджамиль вспомнил про Розану Табоне и грустно усмехнулся.
– Потом я стала учиться с пятого на десятое, больше бывать на улице, чем в школе, и в пятнадцать у меня появился парень.
Заметив, что Бенджамиль невольно напрягся, Марси покачала головой:
– Это было так давно, Бенни, точно в другой жизни. Его звали Рашид, и он был трэчер. А потом его убили, зарезали на улице.
– Ты любила его? – спросил Бен после небольшой паузы.
– Не знаю, – задумчиво ответила девушка. – Он был хороший, заботился обо мне. На его похоронах я впервые услышала чужие эмоции. Когда умирает кто-то из пульпы, провожать его приходят все трэчеры его банды. Они несли Рашида до катафалка кремационной службы, а потом пили круговую за упокой. Их было человек двести. Представляешь? В моей голове вдруг взорвались эмоции двух сотен парней из подворотни. Словно прорвало плотину. Меня просто сбило с ног, раздавило, расплющило, как козявку. Я была так напугана, что даже потеряла сознание. С тех самых пор я стала ти-эмпатом. Мишель сказал, что это была шоковая инициация…
– Мишель, Мишель. Уже десятый раз слышу про Мишеля, – сказал Бен, изо всех сил стараясь выглядеть беззаботным. – Интересно знать, что это за птица такая.
– Никакая не птица. – Марси поднялась с кровати, подошла к окну и выглянула во двор. – Мишель Поверфул действительно мой очень хороший друг. Через год после смерти мамы Сью умудрилась устроить меня к Эйвитсу. Я стояла возле конвейера и раз за разом последовательно нажимала четыре кнопки, согласно дурацкому закону этого… Как его?
– Киттеля, – подсказал Бен.
– Ну да! А железная лапа чего-то делала с заготовками. Я нажимала. Она делала. Я давила. А она делала. Чпок – вжик. Чпок – бряк. Чпок – шмяк. И так одиннадцать часов в день. А потом ночь в гостинице- улье. И круглые сутки вокруг усталость, злость, апатия. Потом неделя выходных, когда лишь на третий день начинаешь понемногу приходить в себя. И опять усталость, апатия, злость и жуткие ночи, пронизанные чужими снами. У меня не было душевных сил даже на то, чтобы уволиться. Еще полгода – и я бы сошла с ума или повесилась. Но тут появился он. В белом костюме, с лакированной тростью, он просто пришел и забрал меня от Мориса Эйвитса.
– Как забрал? – испуганно спросил Бен.
– Вот так! – Марси показала как. – Они уволили меня по инициативе предприятия и даже пособие выплатили.
– А потом?
– Потом Мишель свел нас с Эрнестом, и Эрни взял меня в подпольный театр. Вот так! У нас есть свой постановщик! Костюмы Эрни шьет на заказ в промкольце. Мы репетируем четыре раза в неделю и дважды в месяц даем спектакли! Правда, зрителей не очень много, в основном из «воротничка», чуток из белого буфера. Бывает, приезжают крупные шишки. А однажды, – Марси перешла на шепот, – нас смотрели очень большие люди из Сити. Эрнест следит за порядком, Ават режиссирует спектакли, а Мишель поставляет зрителей. Так и живем.
Марси повалилась на кровать и закинула руки за голову.
– Не знаю, что обо мне думает сестра. Ухожу днем – возвращаюсь вечером, ухожу вечером – возвращаюсь утром. Нигде не работаю, но на что-то живу. Скорее всего, она считает меня шлюхой. В последнее время все острее чувствую ее презрение… Иногда думаю: «Как хорошо, что она бывает дома только полторы недели в месяц».
– Занятный человек, этот твой Мишель Поверфул, – сказал Бен. – Было бы интересно с ним познакомиться.
– Нет ничего проще, – отозвалась Марси и добавила, спохватившись: – Хотя теперь даже не знаю, просто или нет.
– Что так?
– Позавчера я получила от него записку, он не любит инфосеть. – Марси наморщила лоб, вспоминая. – «Моя миссия подошла к концу, и я вынужден попрощаться. Уверен, что ты сделаешь все правильно. Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь, я знаю, как тебя найти».
– Странное послание.
Марси кивнула головой.
Бенджамилю стало грустно и неловко. Делая вид, что наступила его очередь выглядывать во двор, он подошел к окну и отогнул край шторы. Теперь их было семеро. Они уже не сидели на корточках, они не курили и не болтали, они, вставши в кружок, играли в умный мяч. Бенджамиль вспомнил, как сам играл во внутреннем дворе школы, только тогда становились звездой, а теперь кругом.
– Сидят? – поинтересовалась Марси.
– Играют, – сообщил Бен. – Седьмой откуда-то появился.
Марьям подошла сзади и тоже выглянула в окно. Бенджамиля захлестнуло злое отчаянье.
– Марси, – сказал он, – у тебя есть дома увесистая палка или обрезок трубы?
– Может, лучше все-таки вызовем стопов? – предложила девушка.
При слове «стопы» Бенджамиль скривился, как от зубной боли.
