— Именно так.
— Я уже рассказывал вам о Маркусе. И о своих родителях. О том, как они погибли.
— Я знаю, о чем вы говорите, когда приходите сюда. Я знаю, что они реальны. Вот здесь… — она слегка ударила его по лбу, — они живы.
— Да.
— А сейчас вы чувствуете его?
— Он никогда не покидает меня.
— Что же он говорит?
— Ничего. Он во мне. Он моя половина.
— Как это может быть?
— Не знаю. Я… во мне существует ощущение, которое я не могу объяснить. Оно исходит из ничего. Оно не имеет причины.
— И оно присутствует сейчас?
— Присутствовало. Когда мы покидали дом. Иногда оно поглощает меня. Когда я в опасности, когда все против меня, вот тогда-то оно особенно сильно. Я убиваю не раздумывая, я даже наслаждаюсь этим. Но боль легко переносится, когда испытываешь удовольствие. В такие моменты у меня нет души.
— И вы думаете, что вы действительно такой?
Он кивнул.
— Я был лучшим оперативным работником, которого они имели. Это правда, ведь человек всегда знает, чего он стоит. Я наслаждался убийствами, а не просто выходил и убивал. Я наслаждался опасностью. Они это видели, но не понимали, начальники канцелярских столов. На самом деле, мне все было безразлично. Мне было безразлично, останусь ли я жить или погибну.
— Но почему?
— Не о ком было заботиться. Они были мертвы с моего малолетства. Поэтому мне не просто хотелось, мне нужно было во все ввязываться. Если бы я погиб, я получил бы конечное вознаграждение. Я перешел бы на другую сторону. — Говоря это, он улыбнулся.
— Чтобы присоединиться к ним?
— Что-то вроде этого.
— Желание смерти. Они увидели это там, в Новом Орлеане.
— Это им почудилось.
— Я видела вас с Лили. Со мной. Здесь, с вашей семьей. Разве это вам все равно?
— Но как объяснить тогда темноту, которую я чувствую внутри себя? Может быть, это и есть зло?
Его слова вдруг поразили ее.
— Вы считаете, что это Маркус? Он подталкивает вас изнутри?
— Нет. Это не он. Это я.
— Да нет же, вовсе не вы, крутой вы мой забияка. Не вы. — Она обвила его руками и прижалась к нему. — Не вы. И даже не Маркус. Просто боль. Маленького мальчика. Разве вы не понимаете это?
— Но Маркус же там. Я знаю, что он внутри меня.
— Он там. Он всегда был там. Но он же любит вас. Так, как вы любите его. Но вы все же были маленьким мальчиком, предоставленным самому себе. Утрата, ущербность и много боли… Разве вы не видите?
И он начал рыдать, здесь, на кладбище, наедине с ней, рядом с теми, кого он больше всего любил и кого ему больше всего не хватало.
Полицейская машина засекла красный спортивный автомобиль в девяти милях к югу от Эшфорда в Кенте. Он несся со скоростью в семьдесят миль по местной дороге в зоне с разрешенной скоростью в пятьдесят миль в час.
Полицейский прибавил газ, чтобы начать преследование, но второй водитель попросил его сбавить скорость.
— Эта машина в розыске. Сообщите о ней, но не задерживайте.
— Но он же превысил разрешенную скорость.
— Оставайтесь позади, я передам сообщение.
К моменту, когда они получили инструкцию преследовать и наблюдать, «феррари» исчез в вихре скорости в сто сорок миль в час.
— Они действительно теперь будут гнаться за нами, — сказала Билли, никогда раньше не испытывавшая наслаждения от такой скорости.
— К тому времени, как они подключат поисковые команды, мы уже будем на месте. С вами все в порядке?
— Да. Почти. — Гонка на пределе возможностей не только радовала ее, но и пугала. Но она верила Эдему, видела, как он проводит машину вокруг рытвин, плавно прибавляет и убавляет Скорость, является органичной частью этой великолепной машины, оставаясь вместе с тем ее умным кормчим. Вот так нужно заниматься любовью, думала она. Но затем содрогнулась, вспомнив его слова о желании смерти.
К северу от Дангенесской атомной электростанции он сбавил скорость и, минуя деревню Ллойд, направился к небольшому аэропорту. «Феррари Ф-40» проскочил въезд и остановился чуть в стороне от терминала, рядом с желтым фургоном «Форд-Транзит».
— Давайте побыстрее, — повернулся он к Билли.
— Не могу! — сказала она, тяжело дыша. — Пока еще нет.
До него дошло, как сильно повлияла на нее скорость. Он коснулся рукой ее плеча.
— Трясутся ноги?
— Смеетесь, бандит.
Не смеюсь, — усмехнулся он. — Нам пора отправляться.
— Минутку, минутку.
Он поцеловал ее в лоб, вылез из машины и зашел с другой стороны. Открыв дверцу, он протянул ей руку.
— Выходите. Нам необходимо двигаться.
Черт с вами, ушлый парень! — ответила она, схватив его руку и выбираясь из машины.
— Они действительно у вас дрожат! — воскликнул он, когда она подковыляла к нему. — Извините великодушно.
Затем, подхватив две сумки, он не спеша направился в терминал. Билли шла рядом.
Спустя пять минут они пересекли зал отправления на местные рейсы и рейсы Европейского Сообщества. «Пайпер-Эрроу» уже изготовился к взлету.
Еще через девять минут самолет взмыл в воздух с неровной беговой дорожки. Это был визуальный рейс с неотмеченным местом назначения.
— Куда же он снова подевался, черт бы его побрал? — немного позже спросил у Коя его начальник. Им пришлось потратить более часа, чтобы разыскать «Феррари Ф-40».
— Никакого представления. Мы проверили движение самолетов. Их самолет прибыл из Манчестера. Пилот нанят для перегонки машины.
— Куда именно?
— Никто не знает. Это визуальный полет. Им не нужны полетные данные, если они летят за пределами контролируемого воздушного пространства.
— А кто там пилот?
— Да та же самая девица, с которой они перелетели через Атлантику.
— Боже мой, все с каждой минутой становится запутанней. Больше никакой информации?
— Пока нет.
— Временно скроем это от янки. Вернемся к вопросу, когда будет какая-нибудь ясность.
Кой положил телефонную трубку. Ничего ровным счетом нельзя сделать, пока не будет обнаружен самолет. А на это потребуется время. Невозможно ведь связаться со всеми пунктами контроля за воздушным движением в Европе, с каждым аэродромом, с каждой компанией, занимающейся воздушными перевозками.
