одного во вражеском войске. Московские люди ныне не надежны. Толпа с толпой столкуются. Дай мне царскую дружину, дай мне по моему выбору стрельцов, дай мне собрать кого сам выберу дворян и служилых. Мне большого войска не надобно, соберу тысячу молодцов, остановлю воров.
Что могла сделать тысяча воинов? Не убавила бы эта тысяча и войска воевод. Шуйский готов был сатане поклониться, лишь бы усидеть на троне. Почему же не дать племяннику попытать своего счастья?
Собирал Скопин умелых ратников. Так сходилось, что те, кто был умелым, хотя бы Василия Шуйского и не любили, но и воры были им невтерпеж.
Стрелецкие головы и сотники царской дружины предлагали стать на пути воровской рати и ударить им в лицо. Скопин распорядился иначе. С малых лет его увлекало ратное дело. Не саблей махать, не из самострела пускать стрелы, не из пищалей палить по пустому, а увлекали его рассказы бывалых ратников о разумных воеводах, что не множеством побеждали, а воинским лукавством. Когда овладел грамотой, вычитывал он в летописях сказания о битвах на русской земле. Навык латыни, читал о римских войнах.
Не собирался он со со своими полутора тысячами сходиться лицом к лицу с воровским войском, числа которого никто не знал. От лазутчиков от требовал, чтобы они ежечасно доносили ему какими дорогами идут воры. Дал он воровскому войску беспрепятственно переправиться через речку Пахру. До Серпуховских ворот оставался ворам один переход.
Пока воровское войско переправлялось через Пахру, Скопин обошел его стороной и, как только, Пахра была перейдена, ударил на воров со спины.
Болотниковцы ждали московские полки с лица. Внезапность смешала их ряды, а удивились они до беспамятства. Побежали кто куда мог. У Скопина навычные к бою ратники, болотниковцы — толпа из непривычных к ратному делу. Побито их было несчетно. С Серпуховской дороги войско Болотникова было согнано.
Рассудить бы царским воеводам, что юный ратоборец дает им время урядить полки для обороны города у его стен, но княжеская спесь и душевная паника толкнули их на погибель. Мстиславский с сотоварищи вывели наскоро уряженные полки встретить Болотникова на подступах к селу Коломенскому. Лицом к лицу была задумана встреча, да не состоялось битвы. Московское войско без боя было сражено именем Дмитрия. На глазах воевод редели полки. Иные разбежались, а холопы, слуги боярские, голь городская и посадская перебежали к Болотникову. Воеводы едва успели ускакать от неминучего плена.
Болотников довел войско до Коломенского. Под вечер похолодало. Воздух прозрачен. Открылись взгляду золоченые купола московских церквей.
Болотников не ждал такой удачи. Перед ним Москва и защищать ее некому. Полководцу выпадает, хотя бы раз в жизни звездный час, судьбоносный для него час. Пропустишь, не заметив, минет и не вернется.
В царских хоромах в Кремле — великое расстройство. Те, кто ставил царем Василия Шуйского, не стесняли себя, напав на него с упреками. Шуйский не стал отбиваться. Всех не переговоришь. Наседали на него Голицыны, Мстиславский, Воротынский, Шереметев.
— Вот оно, опять вылезло! Ради чего было убивать одного Расстригу, чтобы получить другого того лише. Сраму с мощами на свою голову приняли, по твоему, Василий наущению. Назывался ты царем, разума на то не имея.
Шуйский протянул скипетр Воротынскому и молвил:
— Бери и царствуй!
Воротынский отшатнулся от скипетра. Шуйский протянул скипетр в толпу бояр.
— Отдаю! Берите, кто смел! Ты, Мстиславский! Ты, Василий Голицын, берите!
— Не искушай без нужды! — ответил Василий Голицын. — Когда шли убивать царя Дмитрия, ты схватился за скипетр двумя руками. Ныне, что же? Руки жжет? Терпи, хотя и очень горячо. Ответствуй за содеянное! Воры у ворот, не время скипетром забавляться!
Полки болотниковцев в это время подходили и подходили к Коломенскому. Болотников стоял на пригорке и глядел на Москву. Солнце медленно садилось. Гасли один за другим купола на храмах. Болотникова давило предчувствие, что настал решающий час в его походе. Вот сию минуту, не давая войскам передышки, двинуть их на город. Утомленные переходом ратники воспрянут надеждой овладеть Москвой и несметно обогатиться, а иных поведет сладость мести за изломанную жизнь.
Хлопко двинулся бы на город, а что далее воспоследует, не задумывался бы. Болотникова учили в Падуе задумываться. Учили, что большие города сильны в обороне не только крепостными стенами, а паутиной больших и малых улиц, а еще и переулочками. Каждый дом становится крепостью, каждый защищает уже себя, а не город. Так учили захвату европейских городов, где дома из кирпичей и камней. Москва деревянный город. Вспыхнет, как стог сухой соломы. В том костре сгорят московские люди, сгорит и его воинство.
Солнце опустилось за частокол соснового леса. Упали сумерки, потемнело небо, а над гордом стояло зарево. Город не спал. Болотников приказал поставить шатер на взгорке. Мысли о Москве гнали сон. И чем дольше раздумывал, тем больше препятствий для изгона на Москву подсказывал ему ратный опыт.
Небо осыпали звезды, под их светом угас звездный час полководца.
Коломенское превращалось в укрепленный стан. Болотникову это не приносило утешения,хотя ежедевно прибывалик нему ватаги гультящих и обездоленных. Если бы они были еще к тому же и искушенными ратниками. Обездоленные? Но в бою не обездоленность решает дело, а ратное умение. Надеяться бы ему на ополчение рязанцев братьев Ляпуновых и Истомы Пашкова. Не складывалась эта надежда. Призывами разбивать бояр, дворян и детей боярских, да брать их животы за себя, собрал он войско из голытьбы, да как бы не оттолкнуло это рязанцев?
Сходились к нему со всех сторон холопы и обездоленные, а уже доносили, что Смоленск встал за царя Шуйского, и смоляне о Дмитрии и слышать не хотят. Опасаются, что царь Дмитрий отдаст Смоленск полякам. В Смоленске, Зубцове и Ржеве князь Иван Куракин собрал войско и идет в Москву на подмогу Шуйскому. Начиналось движение, которое Болотников смутно предугадывал, натравливая низших людей на высших. Он расчитывал овладеть Москвой до того, как движение против него наберет силу. Очень его обнадежило, что царские войска разбегались перед ним без боя.
А тут вот она и неизбежная встреча с вождями дворянского ополчения рязанской земли. В тот час, когда он стоял на взгорке в Коломенском, а к нему подходили толпы голытьбы, он мог пойти изгоном на город, ныне брать Москву — осадой и приступом. На осаду нужны большие силы, а к приступу Москва подготовилась. О приступе без рязанских полков и думать нечего.
Рязанское ополчение стало под селом Котлы. Угроза для Шуйского огромная. У Болотникова дума, как бы это ополчение привязать к своему делу понадежнее. В коломенский острог для разговоров с ним пришли Истома Пашков, Григорий Сумбулов, Прокопий и Захар Ляпуновы.
Приветствовали друг друга, будто бы и душевно, но каждый настороже. Сели на лавке в шатре возле стола из дубовых досок. Угощать гостей Болотников не собирался. Не в его нраве было решать ратные дела во хмелю. Угадал,по тому, как вошли, как рассаживались, что перед ним не Шаховской, возомнивший, что его могут крикнуть царем и не вздорного нрава князь Телятьевский. Мужи основательные.
— Заждался я вас, — молвил Болотников. — Москва стояла, как улей без пчел, вынимай соты с медом беспрепятственно, никто не укусил бы. Ныне к Шуйскому собрались ратные люди, будут кусаться.
— А как бы им не кусаться? — ответил Сумбулов. — Твоими грамотами у Шуйского собирается войско. Бояре, дворяне, дети боярские, коих ты повелел бить и сничтожать, а животы их за себя брать, неужели не постоят за себя?
Вступил в разговор Прокопий Ляпунов:
— Шуйский никому не люб, из страха перед разбоем к нему под руку идут. Пора призвать к Москве царя Дмитрия. Как появится, без боя Москва ворота откроет.
Болотников отвечал, как камни клал.
— Я государю не указ, он мне указывает. На бояр у него велика обида, потому и предаю их разорению. Повелел мне государь Москву взять. Сам издали поглядит, кто ему прямит, а кто с изменниками
