— Да, точно ли письмо от Мнишка? — усомнился Вишневецкий. — Я погляжу. Руку его я знаю.
— Кому нужны такие забавы? — заметил Хруслинский.
— Игра серьезная! — согласился Вишневецкий, возвращая письмо. — Писал Юрий Мнишек. Его рука, его хитрость. Он делает вид, что верит будто бы его Дмитрий с нами. Пребывал он в ту ночь и в те дни в Москве. Видел своими глазами, что произошло. В интригах он превеликий искусник.
— С Мнишком все ясно, — заключил Рожинский. — Как быть с Мариной?
— Вот именно — с Мариной! — подхватил Вишневецкий. — Юрий Мнишек не достоин нашего внимания, но его дочь польская княжна и венчаная царица. За ее честь мы в ответе. Она не перепутает своего Дмитрия с нашим. Польской княжне и московской царице ложиться в постель с безродным жидовином непристойно.
Рожинский махнул рукой.
— Постель ничего не значит. Наши княгини с кучерами спать ложились и жидами не пренебрегали. У меня о другом думы. Нашего царика я не вижу царем московским. Быть может, мы и доведем его до царского трона, но на троне он и дня не досидит. За Мариной освященное русской церковью право на престол. Она по Божескому праву — царица!
— О ее праве никто не спорит. А вот кто его поддержит?
— Князь, Адам! Вы уловили главное. Царик — это карета, а в карете — царица Марина. Ныне кто-то из московских людей верит, что наш царик и есть царь Дмитрий, кто-то хочет в это верить, зная, что он не тот, кому-то все равно тот он или не тот, но стоит против Шуйского, а вот когда войдет в Москву — все переменится. Те, кто верил, что он прежний Дмитрий разуверятся, уже не найдется тех, кто хотел бы в это верить, ну а те, кто шел против Шуйского пойдут против нашего Дмитрия. Рассудите, признает ли король этого Дмитрия царем? Даже если бы и захотел не посмеет этого сделать на глазах всей Польши. Признать же Марину царицей — это восстановить то, что дано ей по праву. Здесь и Рим скажет свое слово за верную дочь апостольской церкви.
Пан Валавский поддержал Рожинского.
— Король, когда сядет на русский престол, забудет о наших трудах. Надо ли нам таскать для него каштаны из огня голыми руками. Царица Марина наших трудов не забудет.
Рожинский свернул письмо Мнишка, и, подержав его на ладони, как бы взвешивая, заключил:
— Надо панове передать письмо царику. Чтобы никого в это дело не замешивать, пусть передаст письмо тот, кто его принес.
Перед посланным от Мнишка, Богданку постарались представить в царском виде. Заставили его надеть царский кафтан и бобровую шапку. Лавку покрыли ковром.
Егорку ввели в избу. Он поднял глаза. Перед ним странно наряженный господин, но не царь Дмитрий.
— Подай письмо! — повелел Богданка.
Рында сделал шаг к Егорке и протянул руку. Природная смекалка спасла Егорку. Упрись он, скажи, что письмо предназначено царю Дмитрию, а не этому ряженому господину, на том бы ему и конец. Егорка отдал письмо. Рында передал его Богданке, Богданка прочитал его и спросил:
— Сверх письма, что велено передать?
— Ничего не велено
— Невежа! — прикрикнул на него рында. — Надо отвечать, как положено! Перед тобой государь!
Егорка содрогнулся, но вида не подал. Поговаривали в Москве, что в Тушино сидит вовсе не Дмитрий, а всклепавший на себя его имя. Не обличать же вора ценой жизни. Поправился:
— Ничего более не велено, государь.
— В глаза видел Мнишков?
— Вот, как тебя, государь.
— У них служишь?
— Служу в монастыре. Монахи меня пересылали к ним с пересылками.
— Монахи? Какие монахи?
Егорка, как на горячих углях. И молчать нельзя, а отвечая как бы не сказать лишнего.
— Монахи меня посылали верные тебе, государь.
— Вот оно! Есть мне верные люди люди в Московии! Будут тебя паны расспрашивать, о верных мне людях не забудь сказать.
И распорядился.
— Пересылки с тобой не будет. Иди к моей супруге, а твоей царице, скажи, что меня видел в здравии на пороге Москвы.
Егорку проводили лазом на Москву. В город он добрался без затруднений, но к Мнишкам не пошел. Вспомнил поговорку: «подальше от царей, голова целей». Чувствовал он себя, словно вынырнул из бездонного омута. Посчитал, что лучше ему не возвращаться в Борисоглебский монастырь. Неизвестно, как примут его рассказ старец Иринарх и гишпанский монах. Наслышан он был о другом монастыре, об обители Святого Сергия, что неподалеку от Москвы. Запряг свою Ночку и поехал в Троицу.
Польских заложников готовили к отъезду. К Василию Шуйскому явилась невестка и сразу же набросилась с упреками:
— Знаю, знаю, давно знаю, как сел царем, так правды слушать не хочешь. Бегаешь от правды, как петух от собаки. Наслышана, что польскую девку отпускаешь. Худое городишь на свою голову!
У Шуйского даже зубы заныли. Знал и без подсказки, что отпускать Марину, себе беду готовить. Оговорено с послами и обратного хода нет. Невестке ответил:
— Не воевать же с королем из-за польской девки. Нам от поляков в Тушине обобраться бы, как от вшей.
— А если Маринка в Тушино объявится? Это как?
— В договоре сказано: Мнишку не признавать вора своим зятем, а Маринке не называться царицей.
— Надобен ей ваш договор. Развенчать ее!
— Развенчал бы! Только мое развенчание — ничто. А вселенских патриархов не собрать. Да и вселенские патриархи откажутся развенчать, кто венчан перед Богом.
— Мне ли тебе подсказывать?
— Цыц, Екатерина! Рукам воли не давай! Не возводить же ее в святую великомученицу.
Из за Марины королевским послам Гонсевскому и Олесницкому докука. Отправить их пришлось не Смоленской дорогой, опасаясь перехвата тушинцами, а кружным путем на Углич, с Углича на Тверь, а оттуда по тверской земле к литовской границе. Сопровождать послов и Мнишек, царь назначил князя Владимира Долгорукого с тысячей всадников из смолян и вязьмичей.
С глазу на глаз Долгорукому было сказано:
— Послам путь чист везде... Мнишки побегут в Тушино, или оттуда явятся их отбивать — живыми не должны уйти.
О пути, которым повезут Мнишков велено было молчать, да нашлись переносчики. Довели Рожинскому, как повезут послов и Мнишков. В руку сон. Из Польши приходили новые волонтеры. И вдруг поразительное известие: на московскую землю явился с отборным войском Ян-Петр Сапега, староста Усвятский, родич канцлера Речи Посполитой Льва Сапеги.
Рожинскому на размышление: чтоже привело этого прославленного воителя на Русскую землю? Что пришел искать? Он не был участником рокоша, от королевского гнева спасться не надобно. Не грабежом же промышлять? Сапеги несметно богаты. Войдя на русскую землю Ян Сапега прислал своих людей объявить, что идет поддержать дело царя Дмитрия. Неужели и Сапега идет ставить на Московское царство жидовина Богданку? Или нечто иное у него на уме?
Рожинский, получив известие о выходе Мнишков из Москвы, решил перехватить в свои руки царицу московскую.
