А потом он очнулся и понял, что умер. Потому что перед глазами плыла седая дымка и было тихо-тихо, как в раю. И страшно стало Родиону, и он всхлипнул...
Тут над ним склонилось чье-то лицо, дымка разошлась, и Родион услышал:
– Очнулся, салага?
– Оч-нулся... – с трудом пошевелил пересохшими губами Костицин. – Где я?
– Где-где... На этом свете! На, хлебни!
Спирт обжег потрескавшиеся губы и пересохший рот, но по телу растеклось тепло. И Родион даже попытался приподнять голову.
– Лежи! – приказал ему тот же голос. – Ты из ДШБ?
– Да...
– Здорово вас пощипали «чехи». А я из Майкопской бригады. Слышал?
– Да... – немного удивленно кивнул Родион.
Майкопская бригада полегла в Грозном почти вся. Ее остатки вывели из города.
– Я еще осенью дембельнулся, – объяснил Родиону собеседник. – И сразу прапором остался в Майкопе. Потому что у нас в Егорьевске ловить нечего, а армия как раз по мне...
– Так ты из Егорьевска?!
– Да лежи ты, салага! Не дергайся, дырка у тебя еще та... Из Егорьевска...
– Так и я из Егорьевска!
– Шутишь?
– Нет! Я из центра, с Цветочной!
– Во дела! А я с Балковой! То-то мне твоя «фотография» показалась знакомой, когда мы тебя на «броню» грузили...
Оказалось, что земляка Родиона зовут Костей Евсеевым. Когда Майкопскую бригаду начали выводить, он решил остаться в Грозном...
– Пробился я к Рохлину и говорю: «Хочу остаться, товарищ генерал, добить „чехов“ и за товарищей своих убитых отомстить! А командир не отпускает...»
– К самому Рохлину? – переспросил Родион.
– Да, к нему, – кивнул Костя. – Наш он мужик, хоть и генерал...
– И что?
– Помог. Снял трубку на «вертушке» и переговорил с кем надо. И все. Короче, завербовался я в команду одну. Мужики как на подбор – Афган прошли, Югославию, Приднестровье. Есть чему поучиться...
Тут Родион наконец понял, кто его спас. В Грозном их называли «псами войны». Наемники, солдаты удачи – они не боялись ни бога, ни черта, ни смерти. И раскатывали под огнем «чехов» прямо на «броне».
Одна из таких отчаянных команд и пробилась в конце концов к дому, в котором двое суток держались десантники. И вывезли из-под носа у «чехов» единственного, кто остался в живых, – Родиона.
– Вот такие дела, земеля, – затушил сигарету Костя. – Сейчас сдам тебя медслужбе и к своим... А ты поправляйся.
Вскоре действительно подошла машина с красным крестом, появились носилки. Костя поднялся и поправил на плече ремень автомата:
– Если не свидимся больше, передай от меня привет Егорьевску...
– Свидимся, Костя, я тебя обязательно найду! И это!
– Что?
– Спасибо! И слушай, возьми вот это! Только ножом срежь, веревка крепкая...
– Что это? – снова наклонился Костя.
– Это зуб! С наших отвалов! Ему миллион лет, и он заговоренный! Он был на мне! И я выжил! Значит, и тебе он должен помочь!
– Ну, спасибо, земеля... Я буду его хранить. Поправляйся.
89
– Вот так и попал мой зуб к Косте... – провел рукой по лицу Родион.
– А дальше-то что было?
– А дальше я валялся в госпитале. Долго, почти год... А когда выписался, узнал, что Костя пропал без вести. Их бронетранспортер взорвался на фугасе... Потом я дембельнулся, и пошло-поехало... А в двухтысячном, под Новый год, узнал, что Костю должны хоронить...
– Где?
– Здесь, в Егорьевске. На Новом кладбище. Привезли его из Ростова, из лаборатории, в цинке. Типа, нашли в одном из захоронений в Чечне и по генетической экспертизе опознали...
– Ты на похоронах был?
– Не... Напился... Да и не верил я, что Костя погиб! Мой зуб-то был с ним! Меня он спас, значит, и его должен был спасти! Так он жив, товарищ подполковник? Жив Костя? Да?
– Не знаю, Родион. Но узнаю обязательно и сообщу тебе... А ты это, держись. Отдай ему бутылку, Степан, и скажи, пусть отвезут.
– Куда?
– Куда скажет... Все, Родион, спасибо, мы тебя больше не задерживаем. Держись, боец, пока сможешь. Извини, но это все, что я могу для тебя сделать...
Когда пошатывающегося Костицина повели к машине, Логинов смотрел ему вслед в окно. Потом прикурил сигарету и повернулся к Тараскину с Горовым:
– Значит, так... Ты, майор, готовь запросы: в загс, в военкомат, в Ростовскую спецлабораторию. Отправишь их уже завтра. А установочные данные на Константина Евсеева я хочу посмотреть сегодня. Так что шевелись, Степан!
Скупые установочные данные на Евсеева ничего нового к рассказу Костицина не прибавили. Родился... учился... выбыл в связи с призывом на действительную воинскую службу... Дальше – пустота.
– Все! – сказал Логинов, решительно поднявшись. – Всем отдыхать! Утро вечера мудренее...
У «девятки» Виктор немного поколебался и вдруг сказал:
– Езжайте без меня. Я немного пройдусь, устал что-то...
Перед выездом на проспект «девятка» мигнула кроваво-красными стоп-сигналами и растворилась в ночном городе. Логинов прикурил сигарету и вытащил мобильник.
Он чувствовал себя так, словно его пропустили через мясорубку. Словно это не Родион Костицин, а он, Логинов, двое суток в холодном Грозном отстреливался от напиравших «чехов», потом полгода валялся в госпиталях, а теперь был брошен на произвол судьбы...
Но Логинову все же было легче. Потому что в Москве его ждала самая прекрасная женщина на свете. И Виктор знал, что ее голос – это то, ради чего стоит жить на этом свете. И держаться...
Он торопливо отыскал в памяти номер и едва дождался ответа.
– Клава, Клава! Я люблю тебя! Как ты? – разнесся в ночи его голос.
– Это ты? Привет... Секунду, – услышал Логинов.
Это был голос Клавы, но не тот... Это был другой голос! Логинова обдало холодом, и он едва дождался, когда Клава заговорит снова.
– Извини, так что ты хотел?
– Как что? Услышать тебя! Что случилось, Клава?
– Ничего. То есть... В общем, извини, Виктор, я тебе изменила...
– Как изменила? С кем?
– С бывшим мужем. Короче, мы, наверное, снова сойдемся. Сам понимаешь, ребенок без отца – это...
– Да что ты мелешь, черт побери! Что случилось?
– Я же тебе сказала: я тебе изменила, – тусклым голосом ответила Клава. – Но ты сам виноват. Тебя не было, я разрывалась от тоски. И напилась у бассейна... А тут приехал муж. В общем, не знаю, как это получилось. Я ведь не железная, Логинов, как ты! Я слабая женщина, которой нужно мужское плечо... А с твоей работой этого не дождешься!
– Я понял, – тихо сказал Логинов. – Извини. Твой железный дровосек желает тебе счастья!
