приклеивалась какая-то невнятная посторонняя мысль, которую он пока не мог понять, расслышать, постичь.
Рыбы – блестящие, будто вырезанные из темной жести, – скользили мимо. Пересекала путь студенистая мерцающая медуза. Поднимались из глубины бетонные глыбы, поросшие подводной зеленью. Лучи солнца ломались о вспухающую внизу темноту.
Аквалангист дельфином парил в толще воды, неторопливо перебирая ластами.
Внизу, под ногами, метнулась быстрая тень. Пловец извернулся и выхватил нож. Тревога оказалась ложной: еще одна прозрачная лохматая медуза поднималась из мрака. Нож послушно скользнул обратно в закрепленные на бедре пластиковые ножны. Аквалангист погрузился еще метров на десять. Он входил в опасную зону: над головой темнели циклопические днища боевых судов.
Непривычка сказывалась: сердце бухало где-то в гортани, липкие струйки пота ползли по вискам. Маршрут казался длиннее, чем был на самом деле. Колыхнулась вода. Прокатился тяжелый, многократно усиленный подводной акустикой грохот – по поверхности бухты прошел катер. Аквалангист заработал ластами, поднимаясь к поверхности. Шарахнулась в сторону парочка заблудившихся рыбок. Темная прорезиненная перчатка легко коснулась поросшего ракушками днища.
Половина дела выполнена – маршрут отработан. Нет, почти отработан – остается еще обратный путь.
Пловец завис на секунду и, круто развернувшись, двинулся обратным путем…
– «Лягушки» задницу не искусали? – пошутил майор Черкасов, помогая Артему выбраться на берег.
Тарасов выплюнул загубник, содрал с потного лица маску и с наслаждением вздохнул полной грудью.
– Ну, Дима, с тебя бутылка! – одышливо проговорил он. – По мне, так в сто раз лучше по суше с автоматом бегать, чем эти малые километры плыть… А все-таки красиво под водой, черт возьми!
Черкасов присел рядом.
– Вот этим путем, похоже, и пойдет террорист. Я ведь в террориста верю – не то, что ФСО да контрразведка.
Тарасов отстегнул ножны и начал разоблачаться. Здесь, на пустынном берегу вдалеке от бухты, они были незаметны. Даже если бы кто-то заметил вдоволь наплававшегося аквалангиста и его сухопутного приятеля, то не придал бы этому значения. Мало ли любителей подводного плавания облюбовало гостеприимное Черное море!
– Только вот ловим мы дырявой сетью, – избавившись от гидрокостюма, заметил Артем. – Нам на суше поразведать кое-что не мешало бы…
– Точно! – хмуро согласился майор. – Но средства у нас ограниченные.
– Крошин?
– Понял твою мысль, но его не переиграешь. Старый черт, тертый. Вроде и фантазии не лишен, но приказ выполняет тупо. Наверно, потому, что в отставку ему скоро: контр-адмирала хочет на посошок получить. Раз решили из тебя террориста смастерить, значит, будут мастерить по всем правилам. Он ведь тебя сразу развел насчет того, что контрразведке некогда боевой работой заниматься. А они занимаются – будь здоров! «Лягушки» и прочая живность…
Тарасов разлегся на камнях и закурил. Солнце било прямо в глаза, и даже сквозь закрытые веки оно горячо проникало в мозг.
– Думали мы вчера долго, – сказал Артем, выстреливая бычком далеко в воду. – Но, по-моему, не додумали. Я пока плыл, такую мысль поймал: если нащупаем пловца, не брать его надо на берегу, как ты сказал…
– А что тогда?
– Надо его топить, а мне – убираться. Тогда все будет тихо да гладко: террористов не было. Ни вашим, ни нашим. Как говорится, и волки сыты, и овцы – целки…
– Топить в любом случае, – добавил майор. – На подходе, на закладке заряда, на всплытии – топить. А о разминировании я побеспокоюсь – к зарядам не лезть! Знаю я тебя, патриота!
– Есть, командир! – шутливо откозырял Тарасов.
Черкасов угрюмо паковал акваланг. После реплики Артема его лоб еще сильнее нахмурился.
– Похоже, на этот раз прав ты, а не я, хоть я по званию старше, – выдавил майор и воскликнул уже веселее: – А ну, хватит загорать! Принимай снаряжение и пошли. Заметь, я за тебя акваланг собрал – бутылка, выходит, с тебя!
Сомнения разъедали мозг. Свет божий был не мил хорунжему Бузько. Перед его глазами то и дело вставали черный куст взрыва, рассеченная сталь корабельного днища, сотни захлебывающихся в отсеках людей, черная тень на воде Северной бухты. И еще почему-то вспоминался тот помятый велосипедист, которого застрелил Куйбида.
«Сомнения – это химеры разума», – учил
И Бузько медленно повторил про себя десять заповедей националиста: «Добейся Украинской Державы или погибни в борьбе за нее… Не позволяй никому запятнать славу и честь твоей Нации… Помни о великих днях нашей Борьбы… Гордись тем, что ты наследник борьбы за славу Трезубца Владимира… Отомсти за смерть великих борцов… О деле не говори с кем можно, а только с тем, с кем нужно… Не колеблясь выполняй самые опасные поручения, если этого требуют интересы дела… Яростным сопротивлением встречай врагов твоей Нации… Пусть ни угрозы, ни пытки, ни смерть не заставят тебя предать тайну… Стремись к увеличению силы, богатства и территории Украинской Державы…»[15]
Кульчицкий всегда говорил, что «Декалог националиста» даст совет в любом деле. Вот и сейчас Бузько выбрал для себя два пункта и повторил их многократно: «Не колеблясь выполняй самые опасные поручения, если этого требуют интересы дела… Стремись к увеличению силы, богатства и территории Украинской Державы…»
Да, это были именно те слова, в которых так нуждался сегодня хорунжий ОУН(б).
«Имей мужество жить в опасности!» – вспомнил Бузько еще одну замечательную цитату. Эти слова семьдесят лет назад сказал доктор философии Йозеф Геббельс.
Да, мужество и еще раз мужество! И только победа!..
Перевернувшись на диване, Бузько сунул руку в карман висящей поблизости куртки и вытащил пачку «Гетьмана»; открыл, подержал сигарету в пальцах. Он бросил курить полгода назад, но сейчас не мог отказать себе в курении. Только одну сигарету…
Хорунжий два часа назад приехал в свою пропахшую пылью холостяцкую квартиру на окраине Львова и вот никак не мог уснуть. По дороге с вокзала он зашел на штаб-квартиру ОУН, и все почему-то напомнило ему о срочной эвакуации: разбросанные бумажки, хмурые лица товарищей по партии, клубы табачного дыма в коридоре… Даже Степан Бандера смотрел с большого портрета в простенке как-то невесело. Разумеется, ни о какой эвакуации речи не шло: просто многие разъехались на лето, и в штаб-квартире воцарилась мерзость запустения. Прихватив с собой яркие кофры, надувные матрацы и пляжные тапочки, бандеровцы отправились с семьями и друзьями в солнечный Крым. Они ехали туда без мыслей о борьбе, с одними только надеждами на спокойный отдых, и в этом хорунжему Бузько виделось предательство. Нельзя сегодня быть идейным борцом, а завтра, сняв камуфляж и нарукавную повязку, бегать по золотому песку, играя в волейбол – о ужас! – с москвичами и питерцами, которым тоже по душе Крым…
– Тебя, кстати, Кульчицкий спрашивал, – сообщил подхорунжий Хыст, на секунду отрываясь от компьтера, на котором только что яростно резался в Warcraft.
– Он в Украине?! – удивился Бузько.
– Нет, из Мюнхена звонил. В Украине только я да мы с тобой, – поморщился Хыст. – Как там в Крыму? Наших много?
– Через одного, – ответил хорунжий. – Странно, что мне он не позвонил…
– Ага, – невнимательно отозвался Хыст, снова принимаясь за игру. Кажется, он предчувствовал близкую победу – не на поле боя, разумеется, а в бездонном темном виртуальном мире Warcraft’а…
Словно услышав вопрос Бузько, Кульчицкий отозвался из Европы, не пожалев денег на роуминг.
– Слава Украине! – прозвучал голос, сдобренный металлическим эхом.
– Героям слава,
