Весьма срочно
Начальнику ГУ контрразведки ФСБ
Настоящим довожу до Вашего сведения, что сегодня на экстренную связь с куратором от резидентуры вышел осведомитель Шерхан, проживающий в лагере переселенцев из Чечни «Амаль».
Шерхан сообщил, что с несколькими из проживающих в лагере мужчин сегодня встречался человек арабской национальности, предположительно, гражданин одного из арабских государств. При разговорах указанный человек осторожно давал понять, что является эмиссаром Аль-Каиды. Всем своим собеседникам он сделал предложение вернуться в Чечню для продолжения вооруженной борьбы в составе некоего финансируемого Аль-Каидой незаконного формирования.
«Шифротелеграмма
Совершенно секретно
Весьма срочно
Заместителю начальника
Стамбульской резидентуры
Прошу предпринять меры для установления личности человека, выдающего себя за эмиссара Аль- Каиды. Для этого рекомендую устроить встречу Шерхана с указанным человеком с использованием микрофотоаппаратуры. Для стимулирования Шерхана разрешаю использовать средства резидентуры в размере до пятидесяти тысяч долларов США. В ходе встречи ориентировать Шерхана на осторожное выяснение следующих вопросов:
1) фамилия либо кличка командира формирования;
2) район локализации формирования.
67
– Моня, Монечка, ну как? – вынырнула сияющая Лизавета из надстройки.
Моня, полулежавший в шезлонге на корме яхты, приподнял голову и окинул Лизавету оценивающим взглядом. Она вырядилась в шортики с бахромой и лифчик от нового купальника.
– Срамота! – сказал Моня.
– Что?!
– Срамота! – повторил Моня, приложившись к горлышку «Камю».
Он был уже прилично пьян, поскольку вылакал почти полбутылки.
– В каком смысле срамота?
– В прямом, – сказал Моня. – Ты ж, блин, уже тетка, а выряжаешься, как малолетка…
– Кто тетка? Кто тетка?! Я?!
– Ну не я же! И не ори! – спокойно проговорил Моня. – А то я скажу, чтоб Шварц тебя выкинул в набежавшую волну, блин, как эту, как ее… – так и не вспомнив, как кого, Моня снова приложился к бутылке.
– Ы-ы-ы! – завыла Лизавета, присев под фальшбортом.
– Да не вой ты! – сказал Моня. – На, лучше выпей! Классная конина!
Лизавета еще пару раз натужно всхлипнула, но без публики рыдать было без толку. Моня нагрузился так основательно, что его не пронял бы и плач самой Богородицы, Шварц дрых в каюте, так что от его храпа переборка дрожала, а капитан, взятый в аренду вместе с яхтой, сидел в рубке и слушал в наушниках музыку.
Лизавета шмыгнула носом, приподнялась и взяла у Мони бутылку. Тот удивленно посмотрел на нее, явно успев позабыть, что она здесь. Лизавета вздохнула и приложилась к бутылке. Внутри почти сразу разлилось приятное тепло, и Лизавета посмотрела назад, туда, где за кормой уже едва виднелись огоньки турецкого берега.
– Монь, а, Монь! А мы в Колизей пойдем?
– Куда-куда? – осоловевшим взглядом посмотрел на Лизавету Моня.
– В Колизей, Монечка!
Взгляд Мони сфокусировался на бутылке. Протянув руку, он забрал ее у Лизаветы и сделал глоток.
– В какой, блин, Колизей?
– Как в какой, Монечка? – забрала Лизавета бутылку и приложилась к ней. – На котором гладиаторы дрались!
Моня схватил бутылку и произнес:
– Нельзя нам в Колизей!
– Почему, Монечка?
– Там на Кащеева можно нарваться.
– Так мы что, и в Риме на берег не сойдем?
– В каком, блин, Риме? – даже слегка протрезвел Моня.
– Как в каком? Мы же в Италию плывем! Правильно?
– В Италию! – кивнул Моня. – Но в Риме на берег точно не сойдем!
– Почему, Монечка?
– Да потому, что Рим стоит не на берегу моря, деревня! Это во-первых.
– А во-вторых?
– А во-вторых, буду я с тобой в Риме позориться в таком прикиде!
– Ы-ы-ы! – снова тихонько завыла Лизавета.
– Да ладно, шучу я, – сказал Моня. – Нормальный прикид. Для тех мест, куда мы плывем, в самый раз. Пить будешь?
– Буду! А куда мы плывем, Монечка? В Венецию?
– Ага, вроде того…
– Ой, а мы на гондолах там покатаемся?
– Если найдем этого, как его, гондольщика, то покатаемся…
– Ой, Монечка!
– Если будешь себя прилично вести! – забрал Моня бытылку с остатками коньяка. – Поняла?
– Я буду, Монечка! Я буду! Очень! Очень прилично!
68
– Не отставать! Раз-два! Раз-два! – оглянулся через плечо Сэм Мэтью.
Он был в армейском тренировочном костюме, оставленном на станции сотрудниками АНБ. Кащеев в таком же костюме пыхтел сзади. Утренняя пробежка вокруг модулей давалась ему с большим трудом. Из своего модуля вышел на крыльцо Купер, разбуженный шумом.
– Доброе утро, сэр! – гаркнул разгоряченный Мэтью так, что не до конца проснувшийся Купер невольно вздрогнул.
– Привет, Сэм! – зевнул Купер и перевел взгляд на приближающегося Кащеева.
Если Мэтью выглядел вроде подключенного к сети в триста восемьдесят вольт андроида, то Кащеев напоминал пробежавшего сотню километров марафонца. Его лицо было настолько красным, что сонливость Купера словно рукой сняло.
