минимальным запасом слов, а значит, будет практически исключена возможность «вербального охмурения».
К вечеру следующего дня Талеев едва смог добраться до своих шикарных апартаментов и, не раздеваясь, рухнуть на диван. Черт бы побрал этого Колю-шофера! Еще один экстремал на голову. Их джип рычал и трясся от негодования, когда этот неудавшийся автогонщик недрогнувшей рукой посылал его штурмовать неприступные твердыни. Поскольку сам Гера был плотно упакован широкими и толстыми ремнями безопасности, все «инерционные колебания» стоически приняли на себя его внутренности, но, похоже, плоховато справлялись с такими перегрузками. Желудок мотался из стороны в сторону наподобие неповоротливого языка главного церковного колокола во время благовеста. Печень постоянно екала и подпрыгивала, норовя то ли спрятаться за позвоночный столб, то ли раздавить к чертовой матери проснувшийся аппендикс. Что-то непонятное резкой болью переламывало поясницу – наверно, это были оторвавшиеся почки. Диафрагма выгибалась вверх так, что сплющенные легкие, расползаясь по скрипящим ребрам, открывали ей дорогу прямо к гландам, которые так и норовили выпихнуть наружу ставший неповоротливым и шершавым непослушный язык. А Гера… Гера делал все, что мог. То есть двумя руками придерживал собственные челюсти, ежесекундно чуть не откусывавшие главнейший орган человеческой речи.
А потом они пересели на снегоход… И вот тут Талеев сразу понял, как хорошо было ему в джипе. То, что для Коли не существовало дорог, было вполне объяснимо и даже распространено среди большинства островных водителей. Но, как поется в старой популярной песне, «нам нет преград ни в море, ни на суше» – вот это как раз про Николая. Убедившись в правоте старой песни о преградах на суше, журналист наотрез отказался от Колиного предложения обозреть изумительной красоты береговые ледяные торосы непосредственно со стороны океана, пересев для этого на небольшой скоростной катер береговой охраны.
– Ни за что, подавиться мне фотопленкой! Не надо видов и ракурсов, к черту наезды и наплывы! Да лучше бы я все смонтировал, не выходя из уютной московской квартиры. Хорошо, девушку с собой не взяли, ей ведь еще рожать в жизни придется. Да-да, от самых естественных, так сказать, причин, а не от сумасшедших подпрыгиваний внутри этой твоей бетономешалки! – это все вслух.
А молча, в душе, более самокритично: «Тоже мне выискался любитель планомерных тактических мероприятий! Рекогносцировку решил произвести. Присмотреться к будущему театру действий, прочувствовать обстановку. Может, даже обнаружить что-то… Ха! Отсутствие мозгов ты обнаружил, Талеев! Полное непонимание менталитета и крайнюю невезучесть на спокойное интеллигентное знакомство с адекватными и тихими аборигенами».
Получилась разведка боем наоборот. То есть бой, безусловно, был – со стихией в лице шофера Николая и причудливыми вывертами геологических аномалий, а разведка – шиш! Господи, как же все тело болит! И голова – словно изнутри долбит кто-то прямо по мозгам кувалдой. Да еще и кричит зачем-то женским голосом. Хотя это, кажется, снаружи. Не открою! Нету меня! Я умер!
Как же, оставит эта в покое! Ей любой хладный труп реанимировать своим голоском – раз плюнуть. Талеев дотащился до двери, скрипя всеми суставами и едва не повизгивая от боли в напрягшихся до состояния перетянутых рояльных струн мышцах. Открыл замок и отступил в сторону. В номер, как ураган, влетела Гюльчатай. Чуть окинув взглядом общую панораму гостиной, она тут же проинспектировала спальню, душевую и туалет. Потом распахнула створки гардероба и, уже не спеша, повесила на «плечики» легкую верхнюю кофточку. Сам хозяин номера удостоился ее взгляда только в четвертую или пятую очередь.
– Ну, как прокатился, командир? Какое-то лицо у тебя помятое.
– Ты наглая и самоуверенная девчонка! Пользуешься моим хорошим отношением и позволяешь себе черт знает что! – Талеев выглядел всерьез взбешенным. – Что тебе понадобилось в моей ванной?
Галя слегка покраснела, но не затруднилась с ответом:
– Как я могу не волноваться, если командир уже полчаса не реагирует ни на мой голос, ни на стук в дверь? Может, тебя уже террористы захватили!
– Т-а-а-к… Значит, дикие вопли из коридора ты называешь просто голосом, а стуком – высаживание дверей из петель? Ну, тогда, конечно, стремительный облет моего номера со скоростью сверхзвукового истребителя можно назвать «просто осмотрелась». Нашла что-нибудь?
Девушка смущенно промолчала.
– Пока я заметил на всем Острове только одного террориста – это ты! – Талеев, не торопясь, вернулся к дивану и аккуратно присел на мягкие вышитые подушечки.
– Да я же действительно забеспокоилась, Гера. Внизу сказали, что ты в номере, а тут тишина такая… пугающая…
– Ой, только не прикидывайся овечкой! Ладно, садись в кресло и спокойно докладывай, что тебе удалось узнать.
– Знаешь, Гера, эти норвежцы такие замечательные, вежливые люди…
Журналист тут же перебил:
– Понятно, и этих уже охмурила. Как тебе такое удается? А главное, где научилась? Что-то я раньше ничего подобного за тобой не наблюдал.
– А ты вообще мало за мной наблюдаешь. До тебя еще не доходит, что я – молодая привлекательная женщина!
– Ну, почему же… ты очень симпатичная девушка, и мне… приятно с тобой… работать…
– Ладно, командир, давай об этом как-нибудь в другой раз, а то ты сейчас мне таких «комплиментов» наговоришь, только расстраиваться. Наверно, тебе макушку растрясло… Все-все, молчу и докладываю. Значит, наши замечательные норвежцы…
– Гюльчатай!!
– Ну почему все мужчины – такие дремучие собственники? Домострой какой-то! Постоянная дискриминация по половому признаку…
– Уволю! Если через секунду не буду знать все подробности.
Тут девушка демонстративно затараторила:
– Я еще по дороге заготовила сразу несколько вариантов историй, чтобы выудить нужные нам сведения. Однако ничего и не потребовалось: их муниципальные шишки наперебой старались выложить мне всю подноготную исследований Острова, начиная с доисторических времен, и были явно огорчены тем, что меня интересовали только последние полгода. Зато тут уж они расстарались: подняли все учетно- регистрационные книги, дубликаты выданных разрешений и официальных запросов. Компьютерная канцелярия у них отлично поставлена. А вот сама организация проведения любых исследовательских работ не то что недостаточно строга, а вообще отсутствует. Говоря официальным языком, носит «уведомительный характер». Это относится ко всем странам, проводящим здесь подобные изыскания, и к любым направлениям исследований, будь то геофизика, спелеология, гляциология, синоптика… Даже необязателен визуальный контакт: все можно решить через электронную почту или факс.
– Господи, как же эти западные демократические свободы усложняют нам жизнь! Что конкретно ты узнала?
Галя вытащила из кармана отпечатанный на принтере лист бумаги и протянула его Талееву:
– В интересующий нас период времени на Шпицбергене официально работали пять экспедиций. Я подчеркиваю слово «официально» так же, как это сделали для меня любезные хозяева Острова, пояснив, что некоторые малочисленные группы из двух-трех-четырех человек и большинство туристов-одиночек не считают нужным даже уведомлять власти о своих действиях. Итак, пять. Из них одна российская, две – от Королевского географического общества Великобритании, американская и канадская.
– Фу-у-у, нам же с ними и за месяц не разобраться. Здесь нужен кардинально другой метод.
Журналист медленно встал, подошел к стоящему в углу небольшому холодильнику-бару и, широко распахнув дверцу, заглянул внутрь.
– Особым разнообразием спиртного нас не балуют. Все больше водочка. Славные русские традиции. Да и количество не ахти…
Галя подошла к Талееву и с любопытством заглянула ему через плечо:
– Однако, командир! Если вот это изобилие ты считаешь не ахти, то мне уже сейчас становится больно
