– Ты все правильно делал, Серж.
– Ага, «правильно»! Нас бы сейчас уже по частям отскабливали от переборок в носовой аппаратной, если бы не твоя наблюдательность. А я – идиот: о такой элементарной ловушке не подумал.
– Значит, за тебя подумали какие-то высшие силы. Ведь почему-то ты не пошел к реактору короткой и простой дорогой – через подводную лодку, а двинулся, как все нормальные герои, в обход.
Сергей задумался, потом решительно возразил:
– К черту высшие силы и всякую мистику! Просто я хотел сначала хоть что-нибудь разузнать на перегрузчике. А во-вторых, когда заметил там следы пребывания чужих, решил пройти их же путем.
– Ясно-ясно, в истинную веру тебя обратить невозможно. – Видя, что Редин опять пытается возразить, Гера махнул рукой, отметая таким образом его намерения. – Мне очень интересно, Серега, как же ты все это изначально просчитал?
– Говорю же: приснилось! А главной зацепкой стал номер войсковой части, под которым скрывалась береговая перегрузочная база. Зато сам теперь удивляюсь, почему раньше был слеп, как крот. Ведь возможность такого теракта лежала на поверхности. – Сергей покачал головой. – Наверно, сбил этот торжественный спуск субмарины на соседнем заводе, приезд президента...
– Не бери в голову. Мы имеем то, что имеем. Но прежде чем начать активные действия, я хочу, чтобы ты уточнил свою последнюю фразу на выходе из аппаратной. Она у меня прочно в голове засела. Ведь от того, как будут развиваться события и куда они заведут, напрямую зависят методы противодействия. А похоже, я чего-то недопонимаю, так?
– Придется тебе, Гера, уделить мне еще пять минут. Ты извини, но для наглядности я расскажу об одном довольно отдаленном событии, а ты уже сам отмечай поразительную схожесть ситуаций.
В то время я еще служил на перегрузчике, и поэтому очень хорошо знаю все подробности. Хотя тогда это был «страшный секрет». Нас знакомили с деталями по специальному бюллетеню под расписку о неразглашении, потому что речь шла о наших коллегах – экипаже перегрузчика на Дальнем Востоке.
Итак, 10 августа 1985 года в бухте Чажма у пирса № 2 судоремонтного завода, – Редин голосом акцентировал внимание слушателя на всех совпадениях, – при перезарядке активной зоны атомного реактора подводной лодки проекта 675 – по размерам она сопоставима с нашей, и реактор аналогичен – произошла «самопроизвольная цепная реакция с мгновенным выбросом большого количества радионуклидов». Это так красиво и сложно звучит в документах, а по-простому...
– Атомный взрыв? – перебил журналист.
– Нет, Гера. Я не стану вдаваться в ядерную физику, но в реакторах подобного типа – водо-водяных, не накопительных, с урановым топливом слабого обогащения – атомный взрыв произойти не может из-за невозможности достижения критической массы... тьфу, понесло в теорию! Короче, происходит так называемый тепловой взрыв или, как это записано в документах... Неважно. А вот причина важна! Краном с перегрузчика начали поднимать пятитонную крышку реактора, ее перекосило, и она потянула за собой компенсирующую решетку. А эти решетки замедляют деление урана и «гасят» ядерную реакцию. Что произойдет, если такую решетку убрать? Вот тебе и «самопроизвольная неуправляемая реакция».
Теперь последствия. Десять человек погибли мгновенно в самом отсеке. Практически испарились. Около трех сотен получили тяжелые формы лучевой болезни. Кстати, на сегодняшний день зафиксирована смерть девятисот с лишним человек. Да-да, все это сказывается и почти четверть века спустя! Радиоактивные осадки выпадали на расстоянии в 30 км. На территории завода больше полугода срезали, вывозили и захоранивали верхнюю часть грунта. Пострадали цеха, здания, еще одна подлодка, два буксира и, конечно, плавмастерская.
Теперь обрати внимание на различия. Там крышку реактора медленно тянули вверх краном и зацепили только компенсирующую решетку. У нас – тьфу-тьфу-тьфу, конечно – крышка от подрыва вылетит, как пробка из шампанского. И вместе с ней не только все решетки, но и сама «начинка» реактора. Высоко и далеко. Охват территории теперь представляешь? И жертвы!
Кстати, авария в Чажме произошла за 8 месяцев до Чернобыля. Там, правда, реактор был помощнее, но суть катастрофы та же. Это уже к вопросу о мировом резонансе.
Талеев больше не задавал ни одного вопроса. Даже когда Редин закончил говорить. Он вытащил мобильный телефон, повертел его в руках и... положил на стол. Посмотрел на часы и вслух произнес:
– Восемь сорок шесть. А майя говорили, что только в 2012 году... И наш долг – удовлетворить пожелания далеких американских предков...
Он думал совершенно о другом, слова срывались с губ неосознанно. Сергей не удивился бы, если его друг начал сейчас напевать «Катюшу».
– Вот опять, Серега, у нас никакой свободы выбора! Дискриминация по принципу невозможности. Мне действительно хватило твоих комментариев, чтобы однозначно сделать главный вывод: взрыва быть не должно! А то, что я видел на крышке, убеждает: разминирование будет очень трудным, долгим и... бесполезным.
– Почему это?
– Потому, что все равно взорвут раньше.
– Безнадега, да?
– Когда это мы сдавались? – Гера повертел пальцами мобильник и опять не стал звонить. – Ребят надо срочно подключать. И не только... Понимаешь, любые сведения дают какую-то зацепку. Благодаря тебе мы их получили несколько. Главное, в чем я с тобой согласен, – за подлодкой и перегрузчиком пристально наблюдают. А это первая зацепка и направление поисков. – Теперь Талеев решительно набрал номер на сотовом телефоне. – Доброе утро. Это «красный код». Я прошу составить графический расчет мест, откуда может вестись визуальное наблюдение за двумя объектами, стоящими у причала № 10 судоремонтного завода «Звездочка» на Южных Яграх: подводной лодкой и перегрузочной плавмастерской. Да-да, аналогично тому, что делалось для спускаемого на воду ракетоносца на СМП. Готовый документ сбросьте на мобильник с определившимся у вас номером. Спасибо, я жду. Журналист обратился к Сергею: – Ты можешь вызвать сюда матроса с лодки, который дежурил ночью?
– Не вопрос!
Редин подошел к переборке и надавил клавишу вызова центрального поста на коробке внутрикорабельной связи. Ответили моментально:
– Центральный слушает. Командир корабля.
– Товарищ капитан 1-го ранга, поднимите отдыхающего в каюте верхнего вахтенного первой смены и пришлите его в кают-компанию. Пожалуйста, побыстрее. Даже неодетого.
Стук в переборку раздался уже через две минуты.
– Разрешите войти? Матрос Глазов...
– Проходи. Садись. Сразу тебе скажу: мы оба не имеем никакого отношения к твоему начальству, и каждое твое слово не покинет пределов этого помещения. Но и ты обязуешься никогда ни с кем не говорить о нашей беседе. Ясно?
– Так точно!
– Послушай... Как тебя зовут?
– Макс...им.
– Значит, Максим, – журналист придвинулся на стуле почти вплотную и в упор смотрел в глаза матроса, – постарайся не просто отвечать на вопросы, а мысленно вспомни свое состояние, о чем ты подумал, что тебе показалось. Я вижу, ты умный парень, и знаешь, что такое ассоциативный ряд. – Матрос не очень уверенно кивнул. – Меня интересуют твои ощущения, которые на первый взгляд совсем не относятся к делу. Ну, например, смотришь ты, как на причале друзья в футбол играют, а думаешь не о голе или пасе, а о своей девушке в ду€ше. Скажи мне об этом! И мы вместе быстро выясним, что это именно футбольный мяч напомнил тебе ее упругую круглую попку.
Матрос смотрел на Талеева, как на волшебника.
Сергей с интересом прислушивался к разговору. «Недаром, Гера, ты такой классный журналист. Знаток человеческой психологии. А как убеждает, а? Даже я вспомнил... Хотя это неважно».
– Кто мимо тебя ночью спускался по трапу на причал?
– Ну, много народу. Механик наш, помощник дежурного...
Талеев понял, что вопрос надо конкретизировать.