иммигрант. Таких людей не присылают без согласования с компетентными органами. Я ведь не задаю вам глупые вопросы о связях с ФСБ или разведкой, чтобы не слышать в ответ предельно аргументированные возражения…
«А ты достаточно умен и практичен!» – подумал Редин.
– Хочу остаться при своем твердом убеждении, что, если понадобится, вы сумеете поставить в известность кого надо и найти пути для… э… противодействия реальной угрозе. Моя задача – это заставить вас поверить в существование такой угрозы и убедить, что она реальна и опасна не только для Германии, но и для России. Для всего мира.
– Считайте, что вам это уже практически удалось.
– Еще один маленький нюанс: к сегодняшней нашей встрече я не смог добыть подтверждение одному очень подозрительному факту. Дело в том, что, продолжая свою слежку за обер-мастером, я увидел, как он делает какие-то пометки на контейнерах, приготовленных к отправке в порт. Причем опять это происходило явно втайне от рабочих, на складе, перед самой отправкой. Мне же удалось осмотреть эти контейнеры уже на автомашинах. Но я ничего на них не обнаружил! Совсем ничего, никаких пометок. И только вчера мне пришла в голову мысль, что наносить условные знаки можно специальным маркером, след которого виден лишь в определенном спектре. Ну, как при организованной поимке с поличным взяточника, понимаете?
«Иногда вовсе не вредно смотреть полицейские сериалы», – подумал Сергей и кивнул.
– Так вот, теперь у меня есть такой «читающий» прибор, и завтра на отгрузке я проверю всю поверхность контейнеров. Это же будет железная улика: обер-мастер прямо отсюда, из хранилища, зная характеристики того или иного «изделия», подает знак портовой команде, куда загружать тот или иной стержень…
– Да-да, понятно. Это, определенно, очень весомый аргумент. Но, пожалуйста, будьте предельно осторожны. Это чудо, что вас до сих пор не засекли!
По губам Виктора Гейденрейха скользнула довольная улыбка.
– Я постараюсь. Это будет совсем не сложно, ведь проверка контейнеров – тоже часть моих обязанностей.
Он взглянул на часы.
– Однако мне пора на работу. Я рад, что нашел в вашем лице такого понимающего человека. Мы очень скоро увидимся снова. Когда именно, я сообщу вам уже испытанным способом.
Гейденрейх с чувством пожал руку собеседника, поднялся со стула и не спеша вышел из бара. Сергей медленно допил пиво и выкурил целую сигарету. Никто из посетителей не последовал за его наблюдательным собеседником. Ни одна машина не отъехала со стоянки. Все было спокойно. Прошло не менее двадцати минут, прежде чем Редин расплатился и покинул заведение. В хранилище он решил сегодня не ходить, а отправился медленным прогулочным шагом по чистым улицам небольшого городка. Ему надо было о многом подумать.
Еще минут через пять в пивном баре мужчина преклонного возраста, сидевший за дальним столиком лицом к стене, закрыл крышку компактного нетбука, оставил под бокалом несколько денежных купюр и вышел на улицу. Здесь он быстро подошел к неприметному «Опелю» у обочины и опустился на заднее сиденье. Машина резко рванула с места.
…Вторая смена в хранилище заканчивалась поздно. Еще почти час уходил на переодевание и обязательную душевую процедуру. Так что освободился Виктор Гейденрейх незадолго до полуночи. Он не воспользовался услугой специального пассажирского микроавтобуса, который развозил по домам закончивших работу специалистов. Зачем, если от Центра до его квартиры медленным шагом не более пятнадцати минут ходьбы?
Но главной причиной столь поздней прогулки стало, безусловно, прекрасное настроение, в котором пребывал Гейденрейх. Он великолепно справился со своей задачей: обнаружил таинственные надписи на контейнерах, которые оставлял обер-мастер. Не только обнаружил, но и сумел сфотографировать! Как это можно сделать в свете спецприбора, еще вчера объяснил ему один знакомый местный фотограф. Кстати, тоже из русских. А сделать фотографии было непременно надо: буквы, цифры и знаки определенно представляли собой какой-то код, расшифровать который в спешке Виктор не смог. Ничего, он сейчас займется этим в уютной тишине своей небольшой однокомнатной квартиры-студии. Не беда даже, если у него ничего не получится: завтра он передаст все материалы русскому инспектору, а там…
Гейденрейх не сомневался, что господин Редин сотрудничает с определенными силовыми структурами России и всегда может связаться с кем надо через советников российского консульства. А теперь неопровержимых улик для этого было вполне достаточно.
Весь небольшой четырехэтажный дом был погружен в темноту, жители давно спали. Виктор прошел в экономно освещенный подъезд, поднялся на второй этаж, легко открыл входную дверь собственной квартиры и шагнул в глубину просторной прихожей. На голову опустилось что-то мягкое, влажное и плотное. Он инстинктивно втянул в себя воздух, пытаясь закричать, но в легкие через горло проникла какая-то странная медицинская субстанция со сладковатым запахом, заставившая Гейденрейха поперхнуться. Он хотел вскинуть руки, но почувствовал, что не может оторвать их от тела. Ни на что другое мгновенно не осталось сил, мозг начало заволакивать туманом, который почему-то показался Виктору ярким и розовым. Он даже попытался улыбнуться, но так и застыл с растянутыми губами и не до конца прикрытыми веками. Гейденрейх спал.
Опускающееся на пол безвольное тело подхватил крепкий мужчина, который до этого стальным обручем прижимал руки жертвы к туловищу, легко поднял его и негромко приказал:
– Быстро освободи его голову! Нам вовсе не надо, чтобы в легкие попало много испарений. Хотя вряд ли это определит экспертиза. И спрячь полотенце в целлофановый пакет.
Его такой же коренастый напарник беспрекословно выполнил распоряжение и прошел в комнату, куда проследовал и главарь со своей живой ношей. Бандиты действовали молча и слаженно. Уложили спящего Гейденрейха на диван, раздели до трусов и майки, тщательно обыскав все карманы и возможные потайные места одежды. Потом старший достал уже заполненный бесцветной жидкостью шприц и, немного подумав, аккуратно ввел иглу в волосистую часть головы у основания черепа. Жертва даже не дернулась.
Выждав несколько минут, главарь приложил пальцы к пульсу на шее и удовлетворенно кивнул. Потом двумя руками приподнял безвольную голову Гейденрейха и с силой ударил ею об острую грань деревянного подлокотника дивана. Как раз тем местом, куда только что сделал укол. Из рассеченной кожи начала слабо сочиться кровь.
В это время его напарник достал из кармана бутылку водки и плеснул немного жидкости в стоявший на столе пузатый бокал. Потом убийцы вдвоем аккуратно влили граммов сто водки в раскрытый рот жертвы. Неважно, что большая ее часть все-таки расплескалась по сторонам: экспертиза все равно зафиксирует наличие алкоголя. Затем бутылка была прижата к раскрытой ладони Виктора и поставлена обратно на стол рядом с бокалом. Вдобавок коренастый швырнул на пол трубку домашнего радиотелефона, а с мобильника сделал вызов по номеру Службы спасения и положил аппарат рядом с холодеющими пальцами правой руки Гейденрейха.
После этого оба мужчины тихо покинули квартиру, захлопнув дверь на автоматический замок. В кромешной темноте ночи не засветилось ни одно окно, не скрипнула ни одна дверь. Уютный дом продолжал мирно и безмятежно спать.
Когда в середине следующего дня Сергей Редин пришел в хранилище, его сильно удивило отсутствие там Гейденрейха. Хоть они и не договаривались о встрече, но сейчас работала именно та смена, в которой Виктор был мастером. Странным показалось и то, как сотрудники реагировали на расспросы капитана 2-го ранга. Не нужно знать немецкий язык или иметь под рукой переводчика, чтобы правильно и внятно произнести фамилию «Гейденрейх». Однако одни лишь недоуменно пожимали плечами, другие бормотали что-то маловразумительное, отводили в сторону глаза и торопились расстаться с любопытным инспектором.
Редин понял, что без визита к высокому руководству ему не обойтись. В административном корпусе царило чинное деловое спокойствие. Ему, как всегда, оказались «несказанно рады». Но после его прямого вопроса и без того постная физиономия немецкого директора стала вовсе унылой и печальной.
– Какой неслыханный удар! Мы все так скорбим! Такой талантливый инженер… И был так молод!
Нехорошие предчувствия зародились у Редина еще в самом начале этого патетического директорского
