– Почему нет?! Но этого нельзя.
– Нельзя?! Для тебя-то?.. Повели. И я сам охотно сделаюсь твоим говорящим псом.
Молодой человек бросил на красавицу взгляд, полный страсти, и подойдя к ней, шепнул:
– Туллия... Ты знаешь... Я люблю тебя.
– Подай! – Крикнула царевна вместо ответа, бросив далеко розу.
Брут опустился на четвереньки и неуклюже побежал за цветком.
Собака обогнала его, перепрыгнув через его спину в дверях беседки, но когда она несла во рту брошенный цветок, странный человек загородил ей дорогу.
Между собакой и ее двуногим подражателем завязалась пресмешная борьба: оба катались и барахтались на песке перед беседкой, рыча и лая друг на друга. Не видя этой сцены, никто не подумал бы, что в ней участвует человек, – до того искусно Брут подражал собачьему голосу.
Весь в грязи вошел он в беседку, имея в зубах отнятую у собаки розу, которую подобострастно положил на колени Туллии, смеявшейся до слез на эту проделку.
– Теперь мы с тобой подружились, товарищ, – сказал Брут собаке, разглаживая ее косматую шерсть, – будем делить и все наши занятия; давай, я тебя грамоте поучу. Слушай, что тут написано!..
Он заглянул в книгу, оставленную Тарквинием, и прочел:
– «Тут принесла на лохани серебряной руки умыть им полный студеной воды золотой рукомойник рабыня; гладкий потом пододвинула стол; на него положила хлеб домовитая ключница с разным съестным, из запаса выданным ею охотно, чтобы было для всех угощенье...»
– Видишь, товарищ, что написал тут знаменитый Гомер?.. Какие все приятные слова?.. И нам не мешало бы привести их в исполнение.
– Солнце садится, – сказал Тарквиний, поняв намек родственника. – Сейчас пойдем ужинать; останься и ты, Юний, с нами.
– Благодарю! – ответил чудак, – только прежде скажи, с кем я поужинаю: с правителем или простым Люцием, до которого никому дела нет? Если не хочешь быть правителем, то сиди в беседке, как петух в курятнике, пой «кукареку!.. кукареку!..»
Брут пропел во все горло по-петушиному.
При этом Тарквиний остался, по-видимому, хладнокровен, равнодушен, только его всегда угрюмое лицо приняло выражение озабоченности, как бы в виде мелькающей в голове новой идеи, которая пока еще не облеклась ни в какую ясную форму сознания, чего ему захотелось.
Его жена брезгливо поморщилась, не любя шутов, особенно превращения в них людей благородного звания.
Туллия злая расхохоталась.
Скоро в беседку вошел невольник, объявляя, что ужин подан, и все пошли по аллее к просторному каменному дому Сервия.
– Туллия! – страстно зашептал Брут злой царевне, которая охотно пошла с ним под руку, – неужели за всю мою преданность я не заслужу и сегодня ни одного ласкового слова?.. Неужели ни одного ласкового взгляда?.. Никогда?.. Никогда?..
– Глупый!.. – отозвалась гордая красавица, – чего тебе надо, неуклюжий шут?
– Чего?! Зачем ты об этом спрашиваешь?! Туллия, ведь я знаю, что Марк Вулкаций младший гораздо счастливее меня.
– Может быть.
– Туллия, один час наедине с тобою, потом... потом казни меня как хочешь: разорви, изруби, хоть даже сожги, – только единый раз полюби!..
– В три часа после заката... сегодня... у этого старого лавра.
– Ты опять обманешь.
– Приду.
В кустах послышался шорох, приписанный слышавшими его собаке, лазившей туда, но это была, к общему горю, не собака, а фигура человека, которого приметил один Тарквиний, но не обратил внимания.
ГЛАВА V
Сыновняя месть
Сам Брут, напросившись ужинать в царской семье, незаметно исчез без прощанья, на что, благодаря его всегдашним чудачествам, там никто не обиделся и не удивился.
«Тупоум» – это означало его прозвище, очень часто делал не то, что за минуту намеревался, как бы в рассеянности забывая время и место.
Он, случалось, не оставался в гостях, когда обещал остаться приглашенный, но никто не примечал того, что он не оставался без приглашения, самовольно, обедать или ужинать не у друзей, в чем настоящий глупый тупоум не делал бы различия.
Это почему-то ускользало от внимания даже самых хитрых особ в Риме.
Туллия не была уверена, что он непременно явится в назначенный час для любовного свидания, зато с полным убеждением предполагала, что если он придет, то не сумеет отличить впотьмах ее от другой женщины, и затеяла сыграть с чудаком злую шутку.
