спутать.
– Вроде бы да. Мертвые же не дышат! Кажется… – А вот Флай как-то странно похрипывал.
– Тогда ее, наверное, в комнату отнести надо…
– Ага! Ты еще скажи – лекаря позвать! И попутно объяснить, что здесь произошло.
– Ну подумаешь, выяснили отношения.
– А заодно снесли стенку конюшни.
– Да она гнилая была!
– Это ты Понжеру объяснять будешь. А ожоги свои инквизиции показывать.
– Они пройдут к утру! У меня все быстро заживает.
– А до завтра ты в парандже будешь ходить, как алийская красавица?
– Я тебя сам сейчас в паранджу по самые уши замотаю!
– Это мы еще посмотрим, кто кого замотает!
– А спорим, не подеретесь! – прошептала я.
Прошептала? Хотела же гордо провозгласить! Но губы меня не слушались, и звуки получились едва слышными. Не знаю, насколько хорошо парни разобрали, что я сказала, но спорить они сразу же перестали. И то хорошо. Ведь от каждого их слова голова готова была расколоться на кусочки, как плохо склеенная вазочка. Неприятное ощущение.
Молчание, впрочем, длилось недолго.
– Ты как? – поинтересовались ребята, в кои-то веки проявляя солидарность.
– Бывало и хуже, – поморщилась я. – А вы?
– Бывало и лучше! – вновь хором отрапортовали парни.
Я поняла, что словами ничего путного от них не добьюсь, и попыталась разлепить глаза. Веки были тяжеленными, будто к каждой реснице привязали по пудовому каменюке. Однако крепкие у меня реснички – не отрываются! Но и не поднимаются.
Изображать Вия и замогильным голосом просить: «Поднимите мне веки!» – я не рискнула, поэтому пришлось справляться самостоятельно. Зато когда я наконец-то смогла различить склонившихся надо мною друзей… Ой! Оказывается, смеяться – это так больно!
– Ты что? Тебе плохо? – по-своему истолковал мою гримасу Кьяло.
– Мне уже хорошо, – хмыкнула я. – Вы бы себя видели, вам бы тоже хорошо стало.
Парни пожали плечами и посмотрели друг на друга. Вгляделись повнимательнее. И начали робко ощупывать собственные физиономии. Ага, дошло!
Флай щеголял шикарным фонарем под глазом (Вот теперь действительно Глазастый!) и разбитой губой. Да и дышать старался пореже и потише.
У Кьяло на щеке красовался нехилый ожог, по форме точно повторяющий мою ладонь. Еще один, чуть поменьше, украшал шею. Рубашка на плечах прожжена, один рукав оторван, второй держится на двух хиленьких ниточках. На коленке дырка.
Ну и грязные оба, как два шахтера после пьянки в забое.
Флай, видимо, первым сообразил, как он выглядит со стороны, выразительно хмыкнул и сразу же поморщился.
– У тебя ребра целы? – подозрительно спросила я, припоминая все подробности драки.
– Вроде бы да. Хотя ощущение такое, будто я – обломки кровати, на которой два дракона предавались бурным утехам.
– Извращенец, однако, – ухмыльнулся Кьяло. – Ну все, теперь я точно знаю все твои фантазии. Осталось только найти подходящих драконов…
– Опять нарываешься?
– А ты опять выпендриваешься?
– Так, мальчики! – вмешалась я. – Если вы сейчас же не прекратите ругаться, то я просто развернусь и уйду.
– Тебе сначала встать придется, – заметил Глазастый.
– Ну, значит, встану, развернусь и уйду.
И я немедленно попыталась выполнить собственную угрозу. Встала я с третьей попытки. Развернулась с четвертой. А вот уйти не получилось вообще, потому что на первом же шаге ноги подкосились, и я непременно грохнулась бы обратно, если бы Кьяло меня не поймал.
– Нет, не уйдешь, – резюмировал Флай. – Можно продолжать ругаться хоть до вечера.
– Да хоть всю ночь, – нахмурилась я. – Только чтоб потом ко мне никаких претензий не было, что кто-то не выспался и из-за этого в первом же круге вылетел с Турнира Равных. Ты же участвуешь?
– Ну да… – Глазастый вдруг помрачнел. – С практической точки зрения – да. А с теоретической – еще ведь впереди показательный финал.
– Так его что, еще не было?
– Нет. Решили сделать небольшой перерыв, чтоб мы отдохнули.
– Вижу я, как ты отдыхаешь…
– Отдых – всего лишь смена вида деятельности, – нравоучительно произнес Кьяло.
– А тебя вообще никто не спрашивал, – огрызнулась я. – Какого черта тебя опять переклинило? Не мог просто подраться и успокоиться?
– Ну я же не нарочно! Честное слово, не нарочно! Просто разозлился очень… и вот…
– Ну как-то же ты в себя пришел?!
– Ну да, пришел. Так не сам ведь. Мне эта твоя зверюга так копытом по башке врезала, что я аж вырубился. А потом обратно врубился и все вроде как уже нормально стало. И сейчас мне стыдно. Правда, стыдно очень. Хочешь, прощения попрошу?
– Проси, – великодушно разрешила я.
Парень с готовностью рухнул на колени и покаянно опустил голову:
– Прости меня, пожа…
– Да не у меня! – перебила я его. – У Флая прощения проси. Это же у него финал и завтрашний турнир. На который ему точно в парандже идти придется. Ну или шлем не снимать даже под страхом смертной казни.
Ребята смерили друг друга самыми угрюмыми взглядами. Повисла пауза.
– Ну что? Кто ее в этот раз тащит? – наконец спросил Глазастый.
– Давай я! А то у кого-то там турниры, победы…
– Эй, вы чего? – запротестовала я.
Но Кьяло уже подхватил меня на руки и бодро зашагал в направлении жилых комнат.
Сил на сопротивление не было, поэтому я позволила себе расслабиться и надеяться, что навстречу никто не попадется. Как ни странно, в этом нам повезло. А может, и не повезло, но я этого уже не видела, потому что позорно уснула.
Проснулась (или, скорей уж, очнулась) я перед дверью собственной комнаты, когда меня довольно бесцеремонно поставили на пол и велели:
– Открывай!
– Сами без рук, что ли? – фыркнула я, изо всех сил стараясь удержаться в вертикальном положении.
– Хочешь, чтоб я ее опять выломал? – ехидно осведомился Кьяло. – Запирала ты – тебе и расколдовывать.
Сил на пререкания уже не было, поэтому я просто шепнула нужное заклинание и сделала легкий жест левой рукой.
Уй! Жест-то был, может, и легкий, но запястье тут же свело совершенно дикой болью. Я закусила губу, чтоб не вскрикнуть, но раскаленная волна не ограничилась моей рукой и поднялась выше, охватывая плечи. И почти сразу же в поясницу мне вонзился десяток отточенных спиц. В глазах потемнело, дверь уплыла куда-то вбок…
О том, что парни подхватили меня и уложили на кровать, я догадалась только тогда, когда смогла различить на потолке знакомую паутинку. Она там давно висела, а смахнуть все руки не доходили. Да и зачем? Паук на мое жилище вроде бы не покушался, так с чего мне разрушать его плетение?