в темной подворотне? Или повесят, как Вильду? Ага, а Хозяин их тогда… А если они его?
Но в любом случае проигрывать я не собиралась, поэтому поспешила выкинуть из головы дурные мысли. А чтоб хоть как-то отвлечься, забубнила себе под нос первое, что пришло в голову:
Врагов, впрочем, на горизонте видно не было. Даже мой противник не спешил идти навстречу. Видимо, кто-то спешно занимался его экипировкой. Поэтому я продолжила:
Пробежав глазами по трибунам, я уловила взгляд Хозяина. Он лукаво подмигнул мне и улыбнулся. Я почувствовала, что краснею. Ой, ну какого черта, а? Ведь только что все было нормально: душевное равновесие на месте, желание выиграть бурлило и искрилось… Последнее, впрочем, никуда не делось. Но общее настроение как-то сразу перестало быть воинственным.
Тем временем Флай все-таки появился, отсалютовал мне клинком, я послала ему шутливый воздушный поцелуй – и завертелось.
Дальнейшее описывать не буду. Рассказывать о поединках – занятие неблагодарное. Во-первых, очень сложно вспомнить, что именно ты там делал с мечом, собственным телом и противником. И даже если вспомнишь (это уже во-вторых), то кто-нибудь шибко умный обязательно скажет, что так не бывает. Это, видите ли, вопреки законам физики, здравому смыслу и технике безопасности.
Есть, конечно, и те, кто прекрасно знает, что еще и не такое бывает, а рассказчику нужно верить на слово. Только встречаются они очень редко, к сожалению.
Короче, наше мельтешение с мечами закончилось для меня в тот момент, когда я пропустила удар сверху. Очень неплохой удар, к слову сказать. Аж в мозгах зазвенело.
Честно говоря, за последнее время я уже успела отвыкнуть от того, что самый многострадальный орган в моем организме – голова. Даже на поединках я так старательно берегла ее от посторонних вмешательств, что удары приходились только вскользь. А уж таких ощущений, как сейчас, я не испытывала уже года два. С тех пор, как на меня упала люстра.
Вообще подозреваю, что люстры в жилых комнатах висели исключительно для красоты, потому что ни один здравомыслящий человек не будет каждый вечер лазить на трехметровую высоту, чтобы зажечь в них свечи. Но я была бы не я, если бы однажды не решила устроить полную иллюминацию. Подтащила на середину комнаты стол, на него взгромоздила стул, сверху себя… Подпалила шесть свечек из семи и никак не могла дотянуться до последней. Тянулась, тянулась… Что было дальше, я думаю, и так понятно. Стул качнулся, на мгновение застыл на одной ножке и вдруг резко ухнул куда-то вниз. Я следом, судорожно хватаясь за люстру. Зря! Если бы я просто упала – это еще ничего. Но падать в обнимку с горящей люстрой?!
Естественно, я поспешно выпустила светильник и вполне изящно приземлилась на четвереньки. Только и успела, что улыбнуться и почувствовать себя героиней… и тут люстра крепко вмазала мне по темечку. А следом и стул. Дубовый, между прочим!
После этого происшествия я накрепко уяснила, что «мебель» в академии лучше не трогать, особенно если она подвешена к потолку. Ведь если она не падает под тяжестью своего веса, то не факт, что выдержит что-то еще…
Кстати… Если люстра и меня-то не удержала, то… учитывая богатырское телосложение Вильды… Повесилась на люстре, говорите? Ну-ну, как же! Да эта кованая фигня навернулась бы с таким грохотом, что и пол бы проломила! Там такой тарарам был бы…
Тьфу ты! Я настолько увлеклась рассуждениями, что забыла, где нахожусь. Поэтому тарарам действительно был, но опять-таки по моей голове. Перед глазами заплясали звездочки, ноги подкосились. Упс! Кажется, я умудрилась проиграть первый же поединок. На глазах у Хозяина. Позор-то какой!!!
Впрочем, сотня золотых тоже на дороге не валяется…
Да пошла она к черту, эта сотня!
Меня усадили на скамейку, стянули изрядно помятый шлем, сунули в дрожащие руки кружку с водой и принялись тыкать в лицо пальцами, слезно умоляя их посчитать.
– Тридцать девять, – отрапортовала я после минутного ступора. – А теперь тридцать семь, кто-то два убрал. И вообще, если вы все будете постоянно размахивать руками и галдеть, как базарные торговки, то я собьюсь со счета.
– Жить будет! – констатировал кто-то из набежавших лекарей.
– А никто и не сомневался. Эльфы – они вообще на удивление твердолобые, – подхватил еще какой-то «доброжелатель».
– Неправда, я нежная и ранимая.
– В упор из арбалета?
Голос Флая над самым ухом я бы ни с чем не спутала.
Ну вот и главный виновник происшествия пожаловал. Судя по ехидству, сквозившему в голосе, виноватым он себя отнюдь не считал, но состроить извиняющуюся рожу попытался.
– Марго, солнышко, ну не убивай меня, безмозглого. Ведь если однажды я проснусь и обнаружу, что ночью скоропостижно скончался, то обвинят все равно не тебя, а какую-нибудь влюбленную в меня малолетку, которая не вынесла душевных страданий. И как же ей, бедняжке, не страдать, ведь ее-то я никогда не бил. Я ведь умный, я знаю, что девушек бить не следует, а если и следует, то только тогда, когда они сами попросят, но и в этом случае нужно проявлять заботу и ласку, и только если не получается…
– Я тебе сейчас такую заботу проявлю, что одной лаской не отделаешься, – мрачно пробормотала я, пытаясь вычленить хоть какой-то смысл из его словоблудия. Бесполезно, только голова разболелась. – Хоть бы извинился, коняга.
В ответ голубые глазищи распахнулись во всю их немыслимую ширину:
– Прости меня, о прекраснейшая из воительниц! Прояви столь несвойственное тебе милосердие и одари меня своей пленяющей улыбкой, сравнимой лишь с первым рассветным лучом…
– …Или последним закатным, – смеясь подхватила я. Всерьез злиться на этого шута горохового было совершенно невозможно.
