Маска чародея

Огибая Горбы, мы плыли еще пять дней, так что я впервые увидел Город-в-Дельте на шестое утро, и он предстал передо мной не множеством белых куполов на фоне Моря Полумесяца, а сквозь дымку, сквозь пелену теплого зимнего дождя – стены и башни, поднимавшиеся подобно горе со множеством вершин из белого и серого камня.

Но в город мы не вошли. Я сгорал от нетерпения. Я глазел на него, по словам Тики, как крестьянин из глухой деревни. Я должен вести себя с достоинством. Я должен вести себя, как чародей, союзник знатной госпожи. Я должен выждать надлежащее время, чтобы войти в город должным образом.

Так что мы встали на якорь, солнце обжигающе пекло сквозь туман, а посланцы с других судов один за другим приплыли на лодках осведомиться у госпожи Неку о ее дальнейших планах. Она разбила для себя громадный павильон посреди палубы и приветствовала их в короне, на которой в лучах дневного солнца ярко горели драгоценные камни; окруженная стражниками, приспешниками и священниками в мантиях, она выглядела – показалось мне, никогда прежде не видевшему коронованных особ, – как самая могущественная царица в мире. Один за другим жители города преклоняли перед ней колени, целовали протянутую руку и поднимались, когда она разрешала им. Некоторым она сказала всего несколько слов. С другими отходила в сторону и говорила довольно долго.

Мне страшно хотелось рассмотреть все поближе, но стражники окружили мое убежище и вежливо, но решительно не давали мне пройти. Я посмотрел на них в упор. Они избегали встречаться со мной взглядом, но все же повиновались приказам царицы.

Царица. Я уже мысленно называл ее так. И я был далеко не одинок. Ведь именно это было конечной целью всего, чем мы занимались. И это прекрасно понимал даже наивный Секенр.

Вскоре после полудня Тика принесла мне корзину с хлебом, сыром и какими-то незнакомыми фруктами. Мы поели, сидя на палубе безнадежно далеко друг от друга.

– Что происходит? – поинтересовался я. – Чего мы ждем?

– Еще не совсем безопасно. У мамы… у нас… здесь остались враги, с которыми надо покончить. Старый царь действительно умирает, и разные клики ведут ожесточенную борьбу за власть. Можешь представить их удивление, даже шок. Никто не ожидал снова увидеть нас здесь.

– Итак, что мы намерены делать?

– Будем ждать и, возможно, молиться богам, если ты не сотворишь чуда, Секенр.

Я мог бы надеть свою личину Чародея Таинственного и Ужасного, но мне было тяжело притворяться перед Тикой. Так что я просто пожал плечами и сказал:

– И надолго все это затянется?

– Думаю, уже через несколько часов мама все уладит. Она в этом настоящий гений, ты же знаешь. Она сумеет обернуть все, что произошло, в нашу пользу.

– Все?

Тика тяжко вздохнула и заговорила, с трудом подбирая слова:

– Да, абсолютно все. Как фишки на игровой доске. Мы просто обязаны использовать все, что есть в нашем распоряжении… даже… моего отца. Так как с ним было совершено нечто гнусное и отвратительное, преступники никогда не посмеют признаться в подобном святотатстве, и наши противники никогда не узнают об этом. А следовательно, не смогут утверждать, что мама была отстранена от власти законным путем, или, что ее… осквернил… труп, что, несомненно, не позволило бы ей стать царицей.

– Понимаю.

– Так ли это, Секенр? – Помолчав, она кивнула: – Да, мне кажется, ты действительно понимаешь.

Тика ушла. Мне страшно хотелось, чтобы она осталась. Я взял ее за руку и попытался удержать, но она вырвалась и просто сказала мне, что без ее присутствия не обойтись.

Политическая ситуация была вполне ясной, но в собственных чувствах я разобраться не мог. Я постоянно скучал по Тике, когда ее не было рядом со мной. Я все время думал о ней. Я пытался представить, как сложатся наши отношения, когда все закончится. Предаваясь мечтам, я раздумывал, что сказать ей, как сделать приятное, чем порадовать.

Но теперь ей надо было уходить, чтобы разодеться в пух и прах, подобно матери, и сидеть рядом с ней, кивать с умным видом, выяснять настроения городской знати, давать туманные обещания, намекая на достойную награду, которую получат последователи.

Так что я провел еще один вечер на реке в одиночестве, свесив ноги за борт. Какое-то время я наблюдал за судами: одни проходили мимо, другие собирались вокруг нас затаившейся в ожидании стаей. Громадная трирема с гордым Королевским Орлом и змеей на гроте подплыла к нам, убрала паруса, бросила якорь и выжидала с поднятыми веслами, а на ее палубе столпились моряки.

В городе запели трубы: вначале – одна, затем – вторая, а потом они слились в хор, подобный отдаленному шторму. На стенах и крышах домов замерцали фонари и факелы.

Наблюдая за городом и рассматривая темнеющее небо, я почувствовал, как внутри меня снова зарождается и ищет выход магия. Я зажег костры холодного пламени у себя на ладонях; бережно, словно хрупкие стеклянные скульптуры, я отнес их к себе в палатку и сел, пристально рассматривая то, что создал.

У меня в голове заговорил чей-то голос, но я не узнал его.

Танал-мадт, Секенр. Танал-мадт. Жребий, выброшенный сверкающими камнями, костями и фишками. Случайность, не являющаяся случайностью вовсе. Не для твоей забавы эти хитросплетения, этот жребий. Мы выбираем его сами, ради нашей обшей пользы, и в конце концов, Секенр, ты и сам придешь к подобному заключению.

– Нет! – вскричал я и в сердцах раздавил ростки пламени в своих ладонях.

Секенр, а знаешь ли ты, для чего этот огонь, что можно делать с его помощью?

Не сказав ни слова, я вернул в свои сложенные лодочкой ладони ростки пламени и начал придавать им