демонстранты успели разбежаться, чтобы спастись от пуль.
В Новоседиде 145 крестьян, были убиты за протест против массовых казней евреев».
Если бы эти сообщения были верны, советская печать — и еврейская и не-еврейская — имела бы все основания дать этим фактам самую широкую огласку. Оппортунистические соображения, по которым советская печать стремилась замалчивать страшную еврейскую трагедию — боязнь дать пищу гитлеровской легенде о «еврейской советской власти» (см. об этом ниже), — в этих случаях не могли иметь значения: на помощь евреям пришла здесь не власть, а население.
Но о широкой огласке этих фактов в советской печати нет и речи. Я не нашел никаких указаний на них ни в «Правде», ни даже в «Айникайт». И даже Эренбург не включил этих поразительных сообщений ни в один из изданных им сборников материалов. Это значит, что сообщения эти — миф, предназначавшийся лишь для идеологического экспорта.
Но даже и в этих — мифических — сообщениях ничего не говорится о попытках создания какой-либо
«…Товарищ Михл Гебелев связан с доверенным человеком, работающим в Отделе Народного Образования оккупационного городского управления. С этим человеком было условленно, что через него нам будет дана возможность помещать еврейских детей в белорусские детские дома. Устанавливаются пароль и условный знак: если в комнату № 20 городского управления между 9 и 11 часами утра приносят будто бы подкидыша, это значит, что этого ребенка нужно спасти и отправить в городской детский дом. Для этой цели создаются две женские группы, одна в гетто — из еврейских женщин — для передачи детей через забор и другая вне гетто — из белоруссок — для приема наших детей и отправки их в условленное место.
На Оберковой улице у самой границы гетто живут рабочие фабрики «Октябрь». Во время оккупации фабрика была превращена в интендантство для гитлеровских авиационных войск. Там помещаются мастерские, в которых работают несколько сот евреев. Каждый день рано утром, еще до того как колонны выходят на работу, у границы гетто уже стоят товарищи Ривка Норман, Геня Пастернак, Гиша Сукеник и др. Они ждут сигнала с другой стороны. На той стороне, вне гетто, живет белорусская семья Вороновых. Отец работает в подпольной типографии; сын занят переправой людей и оружия к партизанам; жена сына носит передачи арестованным товарищам и укрывает людей, которым грозит опасность. Ранним утром она уже на посту и подает сигналы еврейским товарищам, всё ли спокойно на улице и можно ли перебросить детей. Дома у нее уже ждут белорусские товарищи Мария Ивановская, Татьяна Герасименко, Леля Ревинская и др. Благодаря этой организации каждый раз удается спасти из гетто нескольких детей. Уже в первую пару недель им удается переслать таким образом в белорусские детские дома более 70 еврейских детей из Минского гетто».
В этом рассказе несомненно есть преувеличения. (Немыслимо, конечно, чтобы Воронова носила передачи арестованным товарищам — и тем привлекала к себе и своему дому внимание полиции, — если ее муж занят отправкой людей и оружия в партизанские отряды, а живущий с ними отец мужа работает в подпольной типографии. Не внушает полного доверия и рассказ о соглашении с «доверенным человеком» в городском управлении: подкидышей всё равно отправляют в городские детские дома и для этого не нужно специального соглашения. Трудно представить себе также, чтобы в течение недель возможно было изо дня в день, в то же время и на том же месте перебрасывать детей через ограду гетто и чтобы это оставалось незамеченным. Судя по всему, что известно о жизни гетто, во всех такого рода начинаниях необходимо было проявлять гораздо больше изобретательности и постоянно искать новых и новых способов обмануть внимание стражи.).
Но основной факт — образование какой-то группы белорусских женщин для спасения еврейских детей — сообщается с такими подробностями, которые внушают в известной мере доверие. Как ни минимально число спасенных детей по сравнению со многими тысячами детей, погибших в Минском гетто, моральное значение попытки организованного спасения их нельзя недооценивать.
Всё же это было редкое исключение. Что случаев спасения евреев не-евреями было очень мало, к сожалению, не может вызывать сомнений. Стоит вспомнить очерки Василия Гроссмана о впечатлениях его в освобожденной правобережной Украине в конце 1943 г. (Эти очерки Гроссмана были озаглавлены «Украина без евреев» и были напечатаны в «Айникайт» 25-го ноября и 2-го декабря 1943 года (и затем в ряде американских газет); но в «Красной Звезде», военным корреспондентом которой был Гроссман, они напечатаны не были, да и в «Айникайт» печатание этих очерков было оборвано и «продолжение следует» в № от 2-го декабря осталось не реализованным. Заслуживает внимания, что и в изданном в 1945 году в Москве (по-русски) большом томе очерков и корреспонденции Гроссмана «Годы войны» «Украины без евреев» не оказалось.):
«Я объехал и обошел эту землю от Северного Донца до Днепра, от Ворошиловграда в Донбассе до Чернигова на Десне. Я подошел к Днепру и бросил взгляд на Киев — и за всё это время я встретил одного еврея. Это был лейтенант Шлема Каперштейн, который в сентябре 1941 года попал в окружение в районе Яготина».
Он был спасен украинской крестьянкой, которая укрывала его в течение двух лет, выдавая за молдаванина. Гроссман слышал также от знакомых, что они видели отдельных евреев в Харькове и Курске. Эренбург передал Гроссману, что он встретил в северной Украине еврейскую девушку-партизанку. «Это всё». — Лейтенант Шлемин писал тогда же в «Айникайт» («Айникайт» от 2-го декабря 1943 г.), что в Гомеле после освобождения от немцев он не встретил ни одного еврея — ни в самом городе, ни в окрестных местечках.
Позже, когда были освобождены также более западные области Белоруссии и правобережная Украина, в которой много лесов и поэтому было больше возможностей скрываться от немцев и было более развито партизанское движение, выяснилось, что число выживших евреев больше, чем сначала полагали, и спасшиеся исчисляются не единицами, но в отдельных областях десятками и, может быть, сотнями, а в целом тысячами. Но спаслись они главным образом благодаря собственным усилиям и лишь очень немногие благодаря помощи местного не-еврейского населения.
На этом я остановлюсь ниже при анализе еврейской проблемы в партизанском движении. Сомневаться нет возможности: общее количество евреев, спасенных не-евреями, оставалось ничтожным, — ничтожным и по сравнению с относительным количеством евреев (и тем более еврейских детей), спасенных не-евреями не только во Франции, Бельгии или Голландии, но и в Польше. И если в странах Западной Европы это еще можно объяснить меньшей жестокостью гитлеровского террора — и соответственно меньшей запуганностью населения — и более высоким уровнем культуры, то для Польши эти аргументы уже не действуют: террор в Польше не уступал террору в Белоруссии и Украине, а уровень культуры тут и там был приблизительно одинаков.
Между тем и абсолютное число спасенных поляками евреев, и процент спасенных евреев оказались в Польше значительно выше, чем в оккупированных областях Советского Союза.
(По-видимому, решающее значение имел при этом факт создания в Польше специальной организации для помощи евреям: в 1942 году по решению польского подпольного правительства был создан Совет Помощи Евреям (Rada Pomocy Zydom), в состав которого вошли представители всех польских демократических партий и в распоряжение которого были предоставлены правительственные средства. Кроме того, и католическая церковь, как таковая (как, кстати, и во Франции), проявила активное участие в деле спасения евреев, и немало еврейских детей были, в частности, укрыты и спасены в монастырях. См. об этом «Ин ди иорн фун идишен хурбн», Нью Йорк, 1948 г., изд. «Унзер Цайт», стр. 79–80 и 101–102,
Это может казаться загадкой. Мы знаем, правда, что антисемитизм не вымер в Советском Союзе. Всё же в последнее десятилетие перед войной он был здесь гораздо слабее — кроме, может быть, некоторых частей Украины, — чем в Польше, стране (по многим причинам) широко распространенного, традиционного,
