Собрание

Даже пьяный негр, матрос просоленный,
В долгой по любви стосковавшийся дороге,
Даже он в постель к тебе не ляжет.
Так что, лучше, ты, абдерянка,
Кинфию забудь, оставь в покое.
Впрочем, пальцем я б не шевельнула,
Если сделаешь мне что дурное —
Все равно Юпитер, знай, накажет.
Кинфию обидеть — очень страшно.

1974

КНИГА ВТОРАЯ

I

Вьется в урнах предков пепел — нынче Диониса ночь.
Все закрыты на просушку Эсквилинские сады,
Где исходит черной пеной вечно юный Дионис.
Равноденствие, и в чанах сада квасится весна.
Он исходит черной грязью, мраком, блеском и забвеньем,
Умирает, чтобы снова возродиться в эту ночь.
Будь ты богом или смертным — если только существуешь —
Занесет тебя налетом, житой жизнью занесет,
Как заносит в море дальнем затонувшие галеры
Илом, галькой и песком.
Я забвенью полусмерти научусь у Диониса,
Очищает только смерть. Умирай же вместе с богом,
Что, перелетев чрез Форум, упадет в закрытый сад.
Налакайся черной грязи, изойди же черной грязью,
Ты воскреснешь чистым, юным — воскресит тебя Загрей.

II

Кто при звуках флейты отдаленной
Носом чуть поводит, раздувает ноздри,
Кто на помощь слуху зовет обонянье,
Тот музы’ку тонко понимает.
Кто, поставив пред собою блюдо,
Сладкий запах, острый дым вкушает,
Наклонив к нему слегка и ухо,
Толк тот знает не в одной лишь пище.
И любому чувству из шести — какому
Ни нашлось бы дело и работа —
Смежное он тотчас приплетает,
Тотчас же их все зовет на помощь.
Поступает он как грек умелый,
Управляющий большою виллой, —
Хлынет дождь — он выставит кувшины,
Не один, а все что только в доме.

III

Что хорошего в Саратоге дальней?
Для чего ты живешь в глуши юга?
Все мы ютимся, правда,
На дальнем дворе вселенной,
А дале’ко — в господской вилле —
Музыка, свет и пенье.
Мы, как жертвенные ягнята,
В щели видим отблеск и отзвук
И дрожим, что вот рукой грубой
Дверь откроется резко настежь…
Ты приедешь, но будет поздно,
Ты вернешься потом в столицу,
Но меня не найдешь и даже
Не найдешь и моей гробницы,
Потому что в ворота мира
Волосато=железный кулак
Стучится.