– Два года назад. Юлька представила ее как свою родственницу. Скорее всего, это правда. Кажется, их бабушки были родными сестрами. Это Василиса помогла нам с квартирой, но оформила ее, естественно, на Юльку. А я тогда был влюблен без памяти и почти ничего не соображал.
– А когда вы поняли, что с вашей женой не все ладно?
– Через полгода, – глухо отозвался Песков. – Естественно, я пришел в ужас. А кто бы на моем месте не испугался? Сначала я решил, что просто схожу с ума. Даже хотел идти к психиатру, но вовремя одумался. В общем, я обратился за помощью к Василисе. Она мне сказала, что это вроде гипноза. Что в момент оргазма Юлька выбрасывает какое-то количество энергии, которая действует на ее партнера как наркотик. В общем, вполне научное объяснение. Мне бы плюнуть на этих баб да сбежать куда подальше, но я остался.
– Маны небесной захотелось, Юрий Григорьевич? – усмехнулся Герман.
– Да, Воронин, захотелось! – неожиданно зло выдохнул Песков. – Мне уже сорок лет, а я все еще следователь в районной прокуратуре. Вы же не будете отрицать, что я профессионал высокого класса?
– Не буду, – ответил Герман, не покривив душой.
– Вот видите, даже вы, откровенно не любящий меня человек, это признаете. Я неудачник, Воронин. Это как проклятье, от которого не избавиться. Все мои однокурсники уже выбились в люди. А я никто. Пустое место, как говорила моя жена. Я пробовал бороться. Я приспосабливался, я угождал начальству, я сутками пропадал на работе, я брался за самые безнадежные дела. Все напрасно, Воронин, все. Я был в отчаянии.
– И вы поверили Василисе Радзинской?
– Сначала, разумеется, нет. Мне все это казалось чушью собачьей. Какая мана! Ведь двадцать первый век на дворе. Тогда Василиса посоветовала мне присмотреться к вам, Воронин.
– А почему ко мне? – удивился Герман. – Мою карьеру вряд ли можно назвать удачной.
– Не в карьере дело, – обреченно махнул рукой Песков. – Вы ведь палач, Герман Всеволодович.
– Однако, – вскинул бровь Воронин. – По-моему, вы увлекаетесь, Юрий Григорьевич.
– За время службы в органах вы отправили на тот свет десять человек. Вы их застрелили. Конечно, то были подонки, но ведь люди. Я не говорю о Чечне, где вы, по слухам, тоже потрудились на славу. Но там была война, которая, как известно, все спишет.
– Я вас не понимаю, гражданин следователь, – пожал плечами Герман. – Во всех десяти случаях надзирающие органы установили, что офицер милиции Воронин действовал в рамках необходимой самообороны.
– А кто спорит, что это не так? Вы сначала провоцировали этих людей на агрессию, а потом хладнокровно, выстрелом в лоб, отправляли на тот свет. Помните Левицкого?
– Разумеется, помню, – удивился Воронин. – Но ведь все происходило на ваших глазах, Юрий Григорьевич. Более того, вы письменно подтвердили правильность моих действий.
– Конечно, подтвердил, – скривился в ухмылке Песков. – Не застрели вы этого подонка, он бы нас всех отправил на тот свет. Его в любом случае ждало пожизненное заключение.
– Тогда какого черта вы предъявляете мне претензии?!
– Он стрелял в вас с двух шагов. И это был буйный Лева, у которого за плечами были спецназ и целая гора трупов ни в чем не повинных людей. Почему вы не выстрелили первым, Воронин?
– Видимо, не успел.
– Ложь! – выкрикнул Песков. – Вы всегда все успеваете, Воронин. Вы стояли от него в двух шагах, смотрели ему прямо в глаза и улыбались. Вы знали, что он промахнется, и тогда у вас будет моральное право убить его. Вы ничем не рисковали, Герман, потому что у вас есть мана и вы любимец богов. Черный Ворон. Я поделился своими наблюдениями с Василисой, и тогда она дала мне почитать воспоминания своего деда штурмбанфюрера Радзинского. Ваш прадед был чудовищем, Герман Всеволодович. И вы унаследовали его страшную силу. Я долго вас изучал, Воронин, и пришел к выводу, что власть вас использует. Вам поручают именно те дела, которые невыгодно доводить до суда. И вы с помощью пистолета ставите кровавую точку именно там, где это нужно. Сначала я думал, что вас мучает совесть, что вам по ночам сняться страшные сны. А потом понял – ничего подобного! Вы генетически запрограммированы на убийство. Вам чуждо сострадание к падшим. Вы всегда готовы свести счеты с теми, кто нарушает строй, кто выпадает из общего ряда. Вы палач не по должности, а по призванию. Я думаю, что вы даже не отдаете себе отчета в своих действиях, не мучаетесь сомнениями. Есть враг, которого нужно убить, и вы его убиваете. И вот что страшно, Герман, вас ведь любят. Вас ценит начальство, вас уважают коллеги. Вы кумир молодежи. Вам дозволено все. Вас ждут блестящие перспективы, ибо и общество, и власть еще долго будут нуждаться в людях, без раздумий нажимающих на спусковой крючок.
– А кем вы считаете себя, Юрий Григорьевич? – ласково улыбнулся оппоненту Воронин. – Гуманистом? Просветителем?
– Я неудачник, Герман Всеволодович, – вздохнул Песков. – Я завистник. Я завидую даже вам, хотя ваша судьба меня ужасает. Мне нужна удача, Воронин. Любой ценой. Меня обделили ею при рождении, и я хочу восстановить справедливость.
– Вы сошли с ума, Юрий Григорьевич?
– Представьте себе, Герман Всеволодович, до недавнего времени я тоже так считал. Ну не верил я в эту чертову ману! Но вы меня разубедили. В какой-то момент я понял, что нет дыма без огня. И что этот космический огонь действительно находится где-то там близ деревни Мореевки.
– Поэтому вы решили убрать Морозова, мешавшего вам добраться до маны?
– Не убивал я Семена, гражданин оборотень. Не убивал! Я вообще не способен никого убить, в отличие от вас. Морозова устранил Ридегер по просьбе Василисы. Капитан мог раздуть скандал вокруг храма, а это погубило бы все дело.
– Какое дело?
– Подробностей не знаю. Но у Ридегера есть способ устранить Зверя и завладеть и маной, и сокровищами нибелунгов.
– А о чем вы говорили в ресторане «Славянский базар»?
– Мы говорили о майоре Воронине. И я, в частности, сказал, что было бы неплохо его убить, но вряд ли им это удастся.
– И про Седельникова вы ему рассказали, Песков?
– Про Ваньку я еще раньше рассказал Юльке, а та передала наш разговор Василисе.
– Значит, Ридегер не захотел внять вашему совету, Юрий Григорьевич?
– Он мне сказал, что оборотни смертны. Но стрелять в них надо обязательно из темноты, пока они вас не видят. Но, судя по всему, он ошибся. Если б вы знали, Герман Всеволодович, как я огорчен промахом Ридегера.
– Охотно вам верю, Песков. Вы, кажется, куда-то собирались?
– Я должен был поехать в храм и собственными глазами убедиться, что операция прошла успешно. А если там возникли шероховатости, то предупредить о них Ридегера.
– Вы знаете о ловушке в храме?
– Нет, немец не посвящал меня в подробности.
– Мне он представился как гражданин Аргентины, – задумчиво проговорил Воронин.
– Его дед, оберштурмбанфюрер Клозе, перебрался в Латинскую Америку после поражения Германии во Второй мировой войне. Он, между прочим, был знаком с Вацлавом Радзинским, и тот упоминает о нем в своих мемуарах.
– Выходит, Ридегер не одиночка? – спросил Герман.
– Не знаю, – пожал плечами Песков. – Про его деда Юлька рассказала мне только сегодня утром.
– И вы призадумались, Юрий Григорьевич, стоит ли вам и дальше сотрудничать с последышами бесноватого фюрера?
– Представьте себе, призадумался. А вы собираетесь сдать меня в ФСБ как изменника Родины? – скривил губы следователь.
– ФСБ вас и без меня найдет, – отрезал Воронин.
Герман позвонил Иванову и попросил организовать по телевидению репортаж о шести трупах, найденных на берегу одной из речушек, впадающих в Неву.
– Уточнить, какой именно?
