— Уходите к болотам, — крикнул Чуб.
Стая накатила стремительно, едва не задев левым крылом поредевшую дружину Отранского. В первых лучах восходящего солнца мелькнул перед растерянными зрителями черный всадник на вороном коне во главе пятидесяти призраков, а следом повалил такой ужас, что мало у кого из присутствующих достало мужества на это смотреть, Расвальгский брод в мгновение ока покрылся серой массой, Отранскому даже показалось, что вскипела вечно прохладная вода Мги. Взвыли было трубы в лагере гуяров и тут же утонули в диком реве разъяренных вохров.
— Уходим, — негромко произнес Мьесенский. — Вохры не будут разбирать, где свои, а где чужие.
Гаук кивнул и содрогнулся, представив, что сейчас происходит в захваченном врасплох лагере гуяров.
— Даже стая не способна уничтожить гуяров, их слишком много, — вздохнул Мьесенский. — И Бес Ожский вряд ли уцелеет в этом аду. Он все-таки человек, а не дьявол.
— Не знаю, — честно признался Отранский. — Если меченый не дьявол, то вряд ли человек.
Но Бес уцелел. Сигрид нашла его на берегу реки, среди развеянного в прах лагеря гуяров. Он сидел на остывшем трупе вороного коня и смотрел на запад, где умирал в кровавых муках еще одни день. Он поднял на нее горящие сухим огнем глаза и произнес хрипло:
— Я опоздал, Сигрид. Но ничего не кончено, пока мы живы.
Что-то дрогнуло в его лице, когда он взял ее протянутую руку:
— Пока мы живы, Сигрид…
