ее тону я понял, что ее одолевают те же мысли.
– Ладно, – выдохнул я, – раз уж мы пришли, то давай объясняй, чего мы тут делаем?
– Значит, так. – Она опустилась на корточки, и я невольно уткнулся взглядом в два крупных бугра ее груди. – Это местный дом сирот. Он существует за счет казны и пожертвований местных богатеев. Дети там ни в чем не нуждаются, но вот когда они оттуда выходят, они не знают, что делать.
– Ага, – перебил я ее, с трудом отведя взгляд от ее груди, – и тебя посетила потрясающая идея завербовать молодняк оттуда.
– В общем, да. Но идея не моя. Ну… это неважно. Короче, тебе надо проникнуть туда и просто предложить им это. Всю основную работу за тебя уже сделали.
– Кто?
– Да уж не я. Поверь мне, Медный, ты мне нравишься, но делить с тобой деньги я бы не стала.
– Тогда откуда такая забота обо мне?
– Да пошел ты! И вовсе не о тебе я забочусь. Не интересуешь ты меня. Ну ни капли.
– Тогда почему?
– Да что ты заладил как попугай! – А она попугая-то видела хоть раз? – Подумай сам немножко. Если все это устроила не я и Молот об этом даже не догадывается, тогда кто мог все это устроить? Подумай, кому ты небезразличен настолько, что ради тебя человек готов пожертвовать своей свободой и сказаться сиротой? К тому же этот человек мне совсем небезразличен и ради него я готова на все.
– Адель? – без особой уверенности предположил я.
– Догадался! – облегченно выдохнула Шепот. – Это она все придумала. Она так хочет, чтоб ты ни в чем не нуждался и побыстрее продвинулся по службе. Она всерьез на тебя нацелилась.
– И ты не возражаешь? – усмехнулся я.
– А что мне делать? Я ей всего лишь тетка, а никак не мать.
– И где она?
– Внутри. Тебя ждет.
– Это мне туда лезть?
Я оглядел колючую изгородь, и воображение нарисовало, как колючки впиваются в кожу, в кровь раздирая ее. Никакие деньги не стоят такого удовольствия. Я и без свидания с Аделью обойдусь, не надо меня туда запихивать.
– Ты совсем идиот или прикидываешься? – скосив на меня взгляд, спросила Шепот и, вложив пальцы в рот, свистнула.
Через мгновение из кустов показалась голова Адели.
– Привет! – сказала повзрослевшая девочка и обворожительно улыбнулась. – Я уже думала, что вы не придете.
– И не пришли бы, – ответила Шепот, – этот обормот… – Она осеклась, перехватив мой взгляд, и, уставившись в землю, смущенно произнесла: – Ну вы тут поворкуйте, голубки, я тебя там подожду.
Она ушла, а мы с Адель присели на резную деревянную скамейку, спрятанную в глубине окружающих приют неколючих кустов. Она смотрела мне в глаза и осторожно улыбалась. Я молчал. Я не знал, что ей сказать. Я был рад ее увидеть, рад, что с ней все в порядке, но вот о чем с ней говорить, я не знал.
– Ну и как твоя служба? – спросила она.
– Нормально, – ответил я, чувствуя, как пересыхает во рту. И не только. Все было сухим, до самого желудка. Я с трудом сглотнул колючую, как шкура у ежа, слюну и выдавил: – А как твоя жизнь?
– Моя? – переспросила она. – Бывало и получше. Но ничего, жизнь в путешествии мне нравится. Медный, тебя ведь теперь так зовут? Медный… Странное у тебя имя, за что тебя так прозвали?
– Это очень долгая и очень неприятная история. Давай я расскажу ее тебе в следующий раз. Хорошо? – Она кивнула. – А сейчас давай о деле. Шепот вечно напустит туману. Я из ее рассказа понял только то, что ты здесь. Так в чем там соль? – Я решил говорить о деле, чтобы не говорить ни о чем другом.
Черт, разговор о другом может далеко нас завести.
– О деле так о деле, – разочарованно выдохнула Адель и начала рассказывать.
Рассказ ее получился долгим, и чем дольше я ее слушал, тем больше поражался безграничному цинизму этой маленькой и миловидной девчушки.
Она предлагала прийти в этот дом и записать всех сразу, без разбору, мол, у них все равно другого будущего нет, а скоро у них выпуск и они окажутся на улице с небольшой суммой золотом в кармане. Кстати, его она тоже предложила отобрать. И все будут довольны. Дети будут всегда под присмотром сержантов, прям как тут – под неусыпным оком надзирателей, армия получит своих новобранцев, а мы с ней – чертову уйму денег.
Адель была уверена в успехе. Она уже успела со многими переговорить, и большинство из них с радостью приняли ее предложение, меньшинство, подумав, тоже не стало упираться. Так что мне осталось только разжиться у Молота контрактами – и я богатый человек.
А она? Ну что ж, она тоже находила в этом свои плюсы, недвусмысленно намекнув, что если мы пока припрячем денежку, то потом нам ее вполне хватит на небольшой домик в южных областях и на прокорм до конца наших дней, да еще и детям останется.
Выслушав все это, я раздумывал не более секунды и с радостью согласился. С особой радостью я бы согласился на последнюю часть ее предложения, но она была слишком мала, а я связан контрактом. Впрочем, и все остальные части были неплохи. Мне осточертело быть младшим братом Молота, пора доказать, что я и сам по себе кое-чего стою. Пора было становиться самим собой. Вот только как мне проникнуть внутрь?
– Этого тебе делать не придется, – улыбнулась Адель.
Ну зачем она так делает? Зачем? Я же не железный и могу не выдержать такого обращения с собой. Ах, какая у нее улыбка!
– Послезавтра весь этот дом едет в храм. Служители храма хотят заполучить молодняк не меньше, чем мы, но большинство ребят туда не желает. Они не хотят часами стоять на коленях и молиться неизвестно о чем. Да и за забором такой большой мир, а в нем столько разных приятных вещей. Например, мы, женщины. – Она хитро улыбнулась и положила свою руку мне на колено. – Я им кое-что порассказала, – засмеялась она.
– Ты-то откуда знаешь о приятных вещах? – нахмурился я, убирая ее руку.
– От тети Шепот, откуда же еще. Она мне много чего рассказывает. От меня-то ей нечего скрывать?
Вот, значит, как. Шепот готовит себе смену, оно и понятно, ее красота не вечна и скоро возраст начнет сказываться. А кто клюнет на старое сморщенное тело?
– Ладно, – пообещав себе поговорить с Шепот, произнес я. – И где этот самый храм?
– Ты не найдешь, но тетя Шепот знает. Она тебе покажет.
– Что ж, – я встал, – тогда до послезавтра.
– Да, – она тоже поднялась, – до послезавтра. – Ее глаза блеснули, и, прежде чем я успел что-то сообразить, она бросилась мне на шею и ее губы впились в мои.
