убивать, – продолжил Молот, качая головой, – тем более Шепот. – Он мечтательно причмокнул. – Помнишь того гнома, что она с собой привела? – Я кивнул. – Шепот мне напела целую историю о нем. Вот я и хочу попросить тебя пойти и пообщаться с ней, так сказать, лично.
– С кем? С Шепот, что ли? Ты же только что с ней разговаривал. Меня подставить хочешь, мало тебе Соболя?
– Да что ж ты вредный-то такой? – всплеснул руками Молот. – Я не о Шепот, я об ее племяннице. Сходи посмотри, что за девка, поговори с ней. Подойдет ли она нам. Шепот уж больно хорошо ее описывала. Ну что, сходишь? Только долго не думай, охотников на это и без тебя найдется.
Ответ дался мне с трудом, и то на слова сил не хватило, я кивнул, и Молот, удовлетворенно насвистывая, удалился. А я еще с минуту стоял, не в силах пошевелиться. Вот, значит, что так веселило Шепот, вот, значит, почему она сказала, что отвалившийся от нее кусочек мне понравится. Старая сводня, она так и не оставляет надежд женить меня на ком-нибудь, чтобы потом можно было с чистой совестью меня соблазнить. Зная Шепот, могу с уверенностью сказать, что ее не остановит и племянница.
Ища поддержки, я взглянул на Деда. Он пожал плечами и указал пальцем наверх. Похоже, Дед единственный, кто всегда в курсе всего, что творит мой братец. Но Дед есть Дед, Дед это опыт, Дед это рассудительность, Дед это все самое лучшее, что есть в вербовочной команде. Дед это вам не Трепа. Рот мелкого говоруна не закрывался ни на минуту. Он мог говорить даже во сне. Часто нес всякую чушь, но иногда, в самые удачные дни, из него можно было вытянуть что-нибудь интересное. Обычно, приезжая сюда, они запирались с Метисом на кухне и долго не выходили оттуда. Кстати, что-то Метиса я сегодня не вижу.
Тяжело вздохнув, я поплелся к комнатам.
Она стояла вполоборота и что-то рассматривала за окном. Интересно, что она может видеть в темноте, да еще и под дождем. Я осторожно вошел внутрь, закрыл дверь и прикрыл свечу ладонью. Она меня не слышала, она что-то искала на улице. Я подошел ближе, заглянул ей через плечо, задумчиво поскреб затылок, ничего, кроме стекающих по пузырю капель, не разглядел и, положив ей руку на плечо, спросил:
– Ты, наверное, есть хочешь?
За каким хреном я это сделал? Я не подумал о последствиях, я вообще редко думаю. Она заверещала, замахала руками и, сжавшись в комок, отпрыгнула к стене. Я убрал руку от свечи и дружелюбно улыбнулся:
– Тихо, девочка, тихо. Не кричи так! И не бойся меня. Не надо меня бояться. Я хозяин этой халупы и по совместительству брат друга твоей тетушки. Ты видела меня у ворот.
Она перестала кричать, наклонила голову, сощурила глазки и осторожно кивнула.
– Хочешь кушать? – снова спросил я. Она одарила меня еще одним кивком. – Ну тогда пойдем со мной!
И, развернувшись, я направился прочь. Я спускался по лестнице, ведущей на кухню, и гадал, пойдет ли она за мной. Пошла! Вон как быстро топают сзади ее ножки.
Ела она с жадностью, а я млел от удовольствия, молча наблюдая за ней. Проходя мимо, Карманник отпустил пошлую шутку, я оставил это без внимания. Пусть болтает что хочет, только бы в мой карман не влезал. Карманник он тип такой, он сопрет и небо, стоит только богам зевнуть.
– Адель, – мягким голоском представилась она, отодвигая пустую тарелку.
Боги, что это за голос! Он обвораживает, он околдовывает, он благословляет и проклинает, он обещает и убивает надежду. Я похолодел, если она скажет еще хоть слово тем же тоном, я превращусь в пса, верного только ей, ей одной. Нет! Остыть! Мне этого не надо, она же племянница Шепот, не хочется мне что-то с ее теткой разбираться. Я перевел дух. Фу, вроде бы пронесло и мне удалось не поддаться ее чарам. Или мне это только кажется?
Она заговорила снова, и на сей раз ее голосок не произвел на меня того впечатления, хотя и был прекрасен. Она рассказывала о себе, кокетливо склонив голову набок, не стесняясь строить мне глазки. Узнаю школу Шепот! Да бог с ней, с Шепот, ее племянница интересней. Она оказалась прекрасной рассказчицей, а я благодарным слушателем. За время ее монолога я не вставил и слова. Я внимательно слушал ее, я ловил каждое слово, я впитывал их. Так я узнал, что она действительно племянница Шепот. Что выросла она в деревне, а когда ее мама умерла, ей некуда было податься, из дома ее выжили зловредные соседи. Какое-то время она жила на улице, отбиваясь от заезжих охотников за деревенскими девочками, а потом пришла тетя Шепот и предложила составить компанию в путешествии. А так как идти маленькой, беззащитной сироте больше некуда, то она сразу же согласилась, ведь тетя Шепот не даст ее в обиду.
– Правда? – Она смотрела на меня чистыми, детскими глазками, и я не в силах был разочаровать ее. – Правда, – повторила она, – ведь вы не дадите меня в обиду?
– Нет, нет, что ты. Конечно же нет. – Я врал, проклиная в душе ее тетку за то, что мне приходится это делать.
Я бы мог проводить ее в общий зал и показать, чем придется ей зарабатывать свой хлеб. Мог бы, да только кому от этого станет легче? Шепот загнала свою совесть так глубоко, что теперь и не знает, была ли та вообще. Она не поймет, чего это я так забочусь о ее племяннице. Она пошлет меня подальше и скажет, что это дела семейные и не мне в них вмешиваться.
Я поднял взгляд. Адель скинула плащ и сидела вполоборота, обернувшись к окну. Я взглянул на нее и замер. Решение пришло само. Это был порыв, не более того, но я ему поддался. Крикнув – девчушке, чтобы она не двигалась с места, я рванул в общий зал.
Шепот, как всегда, была в самом центре пьяной толпы. Она наслаждалась их обществом. Похоже, ей нравится зловоние, исходящее из их глоток. Задержав дыхание, я нырнул в самую середину и, пробившись сквозь толпу, схватил Шепот за руку.
– Разговор есть! – прокричал я ей в ухо. Недружелюбные парни вокруг недовольно загудели.
Шепот улыбнулась, что-то сказала, и все успокоились.
– Пойдем, – сказала она, взяв меня под руку, – поговорим.
Мы вышли на улицу. Здесь было тише и не приходилось кричать, чтобы услышать друг друга, только в кустах кто-то жалобно постанывал и блевал. Я потащил ее дальше.
– Куда ты меня тянешь? – заныла она. – Там по мне ребята скучают. Они же тебя пришибут, если я быстренько не вернусь.
– И пускай! – прорычал я, рывком разворачивая ее лицом к себе. – Сколько ей лет?
– Кому? – Шепот мастерски разыгрывала пьяную.
– Твоей племяннице!
– Ах ей, – сморщилась она. – Почти четырнадцать. А что? – Морщины разгладились и сменились хитро сощуренными глазками. – Неужто ты на ней жениться собрался?
– Нет, – смутился я и слегка остыл. – Но как ты можешь, ты, ее тетя, отдать ее, маленькую и неопытную, на растерзание той толпы, что ждет тебя там. Они же только и способны, что драться из-за юбок да трахаться. Ей же всего двенадцать, – промямлил я. И это вместо пламенной речи, что была подготовлена за то время, что я пробивался к Шепот через толпу.
– А что тут такого? – искренне удивилась она. – Я сама начала заниматься этим, когда была в ее возрасте. Боги, как давно это было! – И на ее глаза навернулись слезы.
– Слушай, Шепот, меня твой плач мало трогает, – продолжил я, снова распаляясь. – Я знаю тебя как свои пять пальцев. Так что можешь не реветь. Но ты бы могла ей рассказать, что ее ждет на самом деле.
– Брось, – протянула она, – не твое дело, что ее ждет! И вообще, – она