Мне так хорошо и круто, я настолько возвышенно себя ощущаю, что сигаретой прожигаю себе брюки вместе с трусами. Жар обжигает мою плоть и возвращает в действительность. Я матерюсь и выбрасываю окурок в окно.
Сашка принимается тушить мои тлеющие брюки, сильно хлопая по мне ладонью. Как и все, за что он берется, Сашка делает основательно. Когда у меня темнеет в глазах от боли, я начинаю слабо протестовать.
– Андрюх, ты в поряде, все о'кей? — улыбается мне Сашка.
– Да. Все пучком. — Я показываю ему поднятые вверх пять пальцев на манер Бориса Ельцина.
Наконец мы подъезжаем к месту назначения. Первой машину пытается покинуть моя сегодняшняя спутница Ольга. Попытка для нее оказывается не самой успешной. Она кулем падает в придорожную пыль. Я, как воспитанный джентльмен, бросаюсь даме на помощь и стараюсь оказать ей содействие в попытке подняться на ноги. Сегодня явно не самый удачный день для Ольги — я несколько раз ударяю ее головой об открытую дверь автомобиля. Вдвоем с Сашкой мы справляемся с впавшей в полную прострацию Ольгой и идем к двери полуподвала.
Итак, наша компания заявляется в этот клуб/кафе/ресторан «The country of fools»
– Одно неудобство, — признает он, — вечером парк оккупируют желающие оттянуться. А утром детишки, пришедшие поиграть на свежем воздухе, находят уйму шприцов, окурков и использованных презервативов. Детишки, вероятно, думают, что парк по ночам посещают феи, наподобие зубной, только направленность у них другая: шприцы и гондоны — и главное, раскладывают-развешивают они эти предметы самым живописным образом.
Я озвучиваю мысль, что на шприцах и презервативах крупные компании могли бы с успехом размещать рекламу детских товаров, и приходящие в парк детишки узнавали бы о новых брендах в сфере игровых развлечений. Все заливисто хохочут моей шутке. Я становлюсь мегапопулярным.
В «The country of fools» сообщение диванная зона — туалет не прерывается. Парочки исправно курсируют: возвращаются одни, уходят другие. В какой-то момент возвращается Сашка с конвертом и передает его одному, особенно громко ржавшему над моей остротой чуваку, который в свою очередь зовет меня глазами в туалет. Отпустив еще пару удачных шуток, я ухожу в туалет с новым знакомым. Мой новый приятель высыпает немного из конверта на специальную стеклянную полочку над раковиной (стеклянная полочка — перманентный атрибут любого уважающего себя московского заведения). Затем он сворачивает сторублевую купюру трубочкой и носом убирает одну дорожку.
– Хорош кокос! — удовлетворенно заявляет он.
Я проделываю то же самое. Кокаин в самом деле очень неплохого качества. Потом я несколько раз втягиваю ноздрями воздух, чтобы остатки вещества всосались в носоглотку, и протягиваю трубочку- сторублевку ее хозяину, своему сококоснику. В этот момент за входной дверью слышится какой-то непонятный шум. Я не особо врубаюсь, что происходит. Просто замираю на месте от происходящих непоняток. Сначала дверь резко распахивается, и на пороге на мгновение возникает коренастая фигура в красном спортивном костюме.
– Ру… — успевает произнести мужчина, но дверь, на тугой и сильной пружине, так же резко закрывается и ударяет счастливого обладателя красного спортивного костюма прямо по носу.
Слышен рев раненого быка, мат — и наконец команда, отданная голосом человека с сильно заложенным носом:
– Леха, давай ты!
По-видимому, Леха дает. Вначале я отчетливо слышу топот ног разбегающегося человека. Затем дверь самым фантастическим образом раскалывается в центре нижней части, после чего в образованной прорехе появляется нога. «Наверное, ребятам сильно приспичило», — проносится в голове мысль от увиденного.
Все это происходит до того быстро, что я не успеваю ни хрена понять и тупо стою с сотней в протянутой руке. В следующий момент нога исчезает из двери, и она распахивается настежь.
– Стоять, мразь! — орет тот, что в спортивном костюме, прижимая к носу мятый носовой платок.
Следом за ним вваливается низенький толстяк, одетый на манер зазывал с Черкизовского рынка. Он с ходу бьет меня по почкам. Первой мыслью, посетившей мои затуманенные мозги, была мысль, что ребята очень обиделись за то, что я осквернил их любимый писсуар. Но вскоре все разъяснилось. Низенький толстяк с интеллигентным лицом колхозного зоотехника сует мне в нос ксиву и орет в самое ухо:
– Федеральная служба по контролю за незаконным обращением фальшивых сторублевых купюр. Стоять на месте, бля! Спокойно, нах!
Красный спортивный костюм с силой ширяет мне кулаком под ребра:
– Сопротивление властям? Да я тебя с говном съем, падла!
Пока эти два мудака скручивают мне за спиной руки, в туалет вбегает третий и поднимает с пола оброненный мной стольник:
– Побачь, гроши поддильни нэчьи. Чи ни ты обранил, хлопче? Якой гарный костюм на тэби. Дэвись, Юрок, як можна нэпогано пидзаробити на фальшивках.
Проговаривая всю эту тарабарщину, он засовывает мне в карман сто рублей.
– Колька, мать твою, где ты был? — ругается на третьего спортивный костюм. — Обосрался, что ль?
– Та ни. Який всралси? Я зараз цигарку докурэвал. Не мог же я из-за якой-то гниды недокурэнну цигарку вбросыть? — резонно спрашивает третий.
– Я нос чуть не сломал из-за этой падлы, — обиженным тоном жалуется спортивный костюм и опять сует мне кулаком под ребро.
Второй, зоотехник колхозный, помогает ему с другой стороны и при этом ломает стеклянную полочку, с разделенным на дорожки кокосом.
– Тьфу, бля! Майку испачкал, — ругается он, выпуская меня из рук.
Он начинает отряхиваться:
– Чё это за хрень? Не пойму, зубы они тут, что ли, чистят? Похож на зубной порошок.
– Ты побачь, який урод! Зуби он у сартири чыстит, щоб воны були такими жи, як у дивчины. Та я зараз тоби повубиваю уси, щоб таби нетрэба було чыстить.
Крепко подхватив меня под руки с двух сторон, менты выводят меня из туалета. Спортивный костюм прикрывает тыл, пробубнив мне перед выходом в ухо: «Дернешься — пизда тебе!» Скорее всего, со стороны мы выглядим как троица подвыпивших забулдыг, которые в тщетной попытке сохранить равновесие обнялись, как родные братья. Тут до меня наконец начинает доходить, что это не является недоразумением, это не клубный маскарад, а самое настоящее попадалово. Тем не менее я пытаюсь сострить:
– А что же ваш товарищ меня ни за что не держит? Он бы мог подхватить меня за ноги, и я был бы похож на древнеримского патриция, возвращающегося домой от гетеры.
– Слухай, хлопче, я зараз тоби эти самые ногы уси повылымаю. Як шо бызногый будешь. Шутнык хрэнов, з тебе патрыций, як з говна палка.
Второй, с лицом интеллигентного колхозника/зоотехника, тоже не безмолвствует:
– Ты бы хлебальник заткнул, если проблем не хочешь!
Меня выводят на улицу, и тут наши братские объятия размыкаются. На моих запястьях со зловещим скрежетом смыкаются наручники. Мне нагибают голову вниз и впихивают на заднее сиденье припаркованного рядом с клубом «жигуленка». Все это происходит на глазах охранников клуба. Я успеваю крикнуть им:
– Сообщите Сашке Residuum’у! У меня неприятности!
В машине задаю вопрос своим конвоирам:
– Могу я позвонить своему адвокату?
– Ага, щас! — одарив меня запахом гниющих зубов, ухмыляется спортивный костюм. — Здесь тебе не
