появляются преобразователи, которые предлагают видоизменить КГБ или сократить его наполовину. Почему не в четыре раза? Это просто реформаторский зуд. Виноградники тоже легко было вырубить! Последствия любого удара по разведке всегда трудно предсказать. А на деле любой реформатор, приходящий к власти, через месяц-два обязательно прибегнет к нашим услугам.
— В том числе и для научно-технической разведки?
— Мы следим за военно-техническим прогрессом на Западе начиная с двадцатых годов. Были получены материалы по производству синтетического бензина, по производству боеприпасов, средств химзащиты. Особенно важными были моторо- и самолетостроение. И эти данные дали практический результат во время войны.
Тогда же были получены важнейшие результаты и в ядерной области. Курчатов в марте 1943 года сообщил в СНК СССР, что материалы, полученные разведкой, имеют огромное значение для государства и науки. Они дали возможность получить весьма важные ориентиры для наших Исследований. И обойти многие, весьма трудоемкие фазы разработки проблемы. Речь шла об атомной бомбе.
— То есть иностранная разведка — подразделение с высокой экономической эффективностью работы?
— Ну, эффективность разведки трудно сравнивать с другими подразделениями КГБ. У каждого своя специфика. Но в условиях технической блокады, а она не прекращается со дня основания нашего государства, мы порой единственный канал получения передовой технологии. Что касается чисто экономической эффективности… В одном американском журнале сообщалось, что мы за шестьсот долларов купили документацию стоимостью три миллиона. Я не буду подтверждать или опровергать этот конкретный случай. Но такое соотношение вполне реально. Некоторые материалы с лихвой покрывают все расходы на разведку.
— Все ли из того, что вы «находите», может быть использовано?
— Увы, нет. Вопросы внедрения иногда требуют больших усилий, хотя и меньшего риска, чем вопросы разведки. Это наша беда.
— Леонид Владимирович, пример с Курчатовым говорит о том, что во время войны велась разведка и против союзников?
— Да, наряду с обычными задачами политической разведки, заброской групп в тыл противника тогда стояла и такая задача. Полной открытости в отношениях стран нет и быть не может. А присматривать было необходимо. Известно, что американцы вели сепаратные переговоры с немцами. Заместитель Гитлера — Гесс зачем-то оказался в Англии. Да и вскоре после победы началась холодная война. И далеко не вся вина в этом лежит на нас.
Тайная война с применением оружия, взрывчатки, подкупа, похищений велась против нас наряду с пропагандистской. Мы вынуждены были отбиваться и защищаться. Для этого у нас были неплохие разведывательные возможности в руководстве всех военно-политических группировок, созданных США. Были неплохие позиции в руководстве ведущих мировых держав. Со временем, но не очень скоро, я расскажу о работе на этом направлении.
— Но, может быть, вы ответите на вопрос о делах новейших? Сейчас мир меняется не меньше, чем после войны. Развалился социалистический лагерь, и разведки-союзники стали разведками-противниками. Не так ли?
— Абсолютно верно. Мы это знаем и делаем соответствующие выводы. У нас нет враждебных замыслов в отношении бывших партнеров. Мы заинтересованы в сохранении отношений со спецслужбами государств Восточной Европы. У нас есть общие противники — организованная преступность, наркомафия, терроризм. И мы готовы сотрудничать с любой спецслужбой в этой области.
— А то, что они теперь будут квалифицированно приглядывать за нашей страной, вас не беспокоит? Ведь многие из них выращены в этих стенах?
— Не хочется говорить слово «кое-кто», но мы знаем, что начинается процесс использования их потенциала для ведения разведки против СССР. Мы держим эту ситуацию в поле зрения. И если деятельность по сбору информации ведется в цивилизованных, для меня допустимых пределах (а я заинтересован, чтобы они были достаточно широкими), я не вижу причин для возражений.
— Видимо, сейчас меняется не только мир разведки, но и сами разведчики?
— Если говорить в целом, разведка — дело коллективное. Важно не только получить информацию, но и проанализировать ее. Из частиц складывается картина решаемой проблемы, возможных направлений деятельности той или иной страны. Разведка становится все более интеллектуальной. Если в годы тайной войны делался большой упор на оперативную подготовку кадров, то сейчас устанавливается баланс с некоторым креном в аналитическую сторону. Естественно, меняется подготовка нашего состава.
Я добиваюсь, чтобы разведчики были прежде всего интеллигентными людьми. Культурными и всесторонне развитыми. Владели, по крайней мере, одним иностранным языком, как родным.
Самое же важное качество — это абсолютная надежность. Он должен быть предан Отечеству. Он должен знать, что от каждого его действия зависит судьба Родины. Мы добиваемся, чтобы у каждого нашего сотрудника было это внутреннее неприметное горение. Это — самый мощный стимул для работы. Кроме того, у нас прививается определенное профессиональное качество — не хочу употреблять плохое слово «прикидываться» — выглядеть так, как ожидает от нас собеседник. Это постепенно входит в кровь. И хороший разведчик тем и хорош, что неприметен и меняется в зависимости от обстановки. Это помогает решению задач. Я давно принадлежу к этой службе, приходилось работать за рубежом. И всегда мне и моим товарищам придавало силы то, что за нами была могучая, великая страна с мощной экономикой, не уступающая никому и ни в каком отношении. Это позволяло в трудных ситуациях держаться твердо. Верить, что помощь будет оказана всегда. Осознавать себя частичкой большого дела, которое не с нами началось и не с нами кончится.
— Вы верите в ее великое будущее?
— Как исконно русский человек, знающий русскую историю, могу сказать: я верю, что это смутное время пройдет. Наша страна будет современным, прогрессивным, мощным государством, которое не станет объектом мелочной помощи и крупномасштабного экономического грабежа. Я верю в это, а на вере в нашей державе зиждилось многое из того, что сделано за прошедшие столетия…
Александр ПРОХАНОВ. Леонид Владимирович, не хочу и не могу вторгаться в тайны вашей профессии. Хочу лишь обсудить с вами мировоззренческие проблемы, которые, как полагаю, у людей вашего склада и вашей ориентации имеют особые оттенки. Мы живем, и это стало трюизмом, в дни катастрофы. Рушатся государство, общество, социум. Удары крушения отзываются в каждом сознании, в каждой душе. Как они отзываются в вашей? Как чувствует себя работник госбезопасности в дни, когда над государством нависла величайшая опасность?
Леонид ШЕБАРШИН. Мы находимся в кризисе, который охватил все конструкции, все слои, все компоненты общества. Невозможно реформировать малый фрагмент, не занимаясь соседним, всей системой. Мне кажется, что слово «катастрофа» пока стоило бы употреблять не в его расхожем, а менее известном значении. В античной трагедии так назывался момент разрешения напряженной борьбы. Это вершина действия, но не конец его.
Кризис начался не сегодня. Припоминаю, что еще в 1983 году Академия наук подготовила доклад, из которого следовало, что мы стремительно скользим вниз. (Этот секретный доклад быстро оказался за границей.) Кстати, остро симптомы неблагополучия чувствовал Андропов. У него была возможность, в силу его положения в партии и КГБ, многое наблюдать, познавать и обдумывать. Думается, у него были идеология и стратегия реформ. Вы помните его публикацию к юбилею Маркса? Это было мировоззрение реформы. Трагично, что Андропов ушел слишком рано.
А. П. Существует мнение, что идея реформы, штаб реформы складывались в системе КГБ и разведки. Приход «комитетчика» № 1 Андропова на вершину государственной и партийной власти был триумфом КГБ. С опозданием на несколько лет Буш в своем лице воспроизвел американский вариант этого триумфа. «Разведки через своих лидеров правят миром», — перефразировал бы я известную фразу. Но вот Андропов… Есть какая-то двойственность в его репутации. С одной стороны, он реформатор, с другой — почти диссидент. Он, как полагают, вывел в большую политику нынешних «перестройщиков», с чьим именем связывают катастрофу. Шеварднадзе, шеф грузинского МВД, — его человек. Яковлев, канадский посол, участник идеологических и пропагандистских кампаний против Дубчека, — его человек. Выдвижение Горбачева — его дело, его протекция. Он готовил новый слой лидеров, которые сегодня запутались в реформах. Андропов — двойственная фигура. У вас есть, конечно, свое отношение к нему?
Л. Ш. Не имею представления о том, кто и кого вводил в большую политику. Честно говоря, не интересовался такими вещами и никогда не был вхож в «высшие сферы». Я был оперативным работником, участвовал в операциях своего масштаба и уровня. Несколько раз меня принимал Юрий Владимирович. Он производил впечатление — ум, аналитичность, деликатность, доброжелательность. Это был крупный человек с политической волей и прагматическим взглядом на вещи. Он начинал с реального, пусть малого, улучшения, был чужд романтизма и прожектерства. Благодаря простому укреплению дисциплины
