Госпожа Фуаш в свою очередь сблизила кулаки, желая по-настоящему оценить это уродство, выходящее за рамки человеческого воображения.
– Такие… – простонала табачница с бесконечной печалью в голосе. – То, что вы мне рассказали, госпожа Никола, – ужасно!.. А доктор их видел! Каково его мнение? Надеюсь, ваш милый господин Никола не останется на всю жизнь инвалидом? Это было бы страшной потерей для прихода, если бы такой красавец, как господин Никола, не смог снова появиться в церкви, одетый в свою великолепную форму! Все завидовали его представительности. Должна вам сознаться, что по воскресеньям мы не переставали им любоваться… Однажды – это было давным-давно – у моего Адриена от усилия тоже появилась опухоль в этом месте. Но это было не так серьёзно: как яйцо породистой курицы… В то время как у вас… Вы говорите, вот такие… Бедненькая, да ведь это непостижимо! Ваш Никола, наверное, очень расстроен? Говорят, он совсем обессилел?
– Ему запретили двигаться. Что значит мужчина! Ведь для них это самое главное! Как сказал доктор, всё в их теле подчиняется этому месту.
– Ясное дело! Удивительно всё же: такие здоровяки, а это место у них хрупче хрупкого. Если вдуматься, так оно у них самое что ни на есть уязвимое!.. Как вы его лечите?
– Строгий постельный режим и компрессы с какой-то гадостью. Ведь их нужно окутывать ватой и держать в полном покое. Сколько волнений и хлопот!
– Понятное дело. Сочувствуем вам от всей души.
– А ведь у меня и без того куча неприятностей с моей грыжей и расширением вен. Да и Никола, даром с виду такой крепыш, завсегда мучился почками и животом.
– Ничего не попишешь, у каждого свои несчастья! Да что же вы стоите! Садитесь же, моя дорогая. Выпейте со мной кофейку – это вас немножко взбодрит. Я как раз заварила свежего. У вас столько хлопот из-за этой опухоли! Как же этого не понять. Так вы говорите, они совсем посинели? Не нужно падать духом, моя дорогая! Перейдите на эту сторону, госпожа Никола! Я оставлю дверь открытой и буду видеть заходящих клиентов. Покупатели постоянно отвлекают, но это мне нисколько не мешает разговаривать…
Будучи женщиной простодушной, г-жа Никола, пришедшая в лавку, чтобы купить для мужа табак, пала жертвой г-жи Фуаш, чьи сочувственные реплики считались в Клошмерле высшим проявлением великосветской учтивости. Содержательница табачного магазина слыла благовоспитанной дамой, внезапно попавшей в беду после смерти своего образцового супруга, который был рождён для высших административных постов. Г-жа Фуаш в совершенстве владела искусством задушевности, сразу же западавшей в сердца бесхитростных женщин. К тому же её репутация светской дамы всегда внушала доверие. Никто в городке не умел внимательно слушать и так тактично давать советы.
– Да, я многое перевидала, – обычно говорила она. – И не где-нибудь, а в высшем свете, моя дорогая. Какие балы давали в лионской префектуре, где собирались сливки общества. Я приходила туда так же запросто, моя дорогая, как вы приходите в мою лавку. И как всё с тех пор изменилось! Подумать только, я была на самой короткой ноге с супругой тогдашнего префекта и беседовала с ней так же, как теперь с вами! А теперь, на старости лет, я вынуждена заворачивать кульки. Но мне есть чем похвастаться, я спустилась с огромных высот. Грустно об этом думать. Ну что ж, такова жизнь! Как говорится, нужно быть выше своего несчастья. – Этот монолог заключал в сжатом виде легенду, которую г-жа Фуаш измыслила и распространила по всему Клошмерлю. Эта легенда не лишена была некоторых преувеличений. Когда Адриен Фуаш был жив, он действительно служил в лионской префектуре, но всего лишь в ранге консьержа. В этой должности, которую он занимал в течение двадцати лет, он прославился своей способностью неутомимо играть в манилу, всеми признанной ловкостью при игре в бильярд и умением вытягивать ежедневно дюжину порций абсента. Такие дарования сделали этого человека необходимым компаньоном чиновничьей братии, любившей захаживать в кафе. С своей стороны, г-жа Фуаш охотно принимала всевозможные любовные поручения от чиновников из канцелярии префекта. Она получала их корреспонденцию втайне от жён. Все чувствовали себя им обязанными, и семейство Фуашей пользовалось всеобщим уважением. После того как Адриен Фуаш скончался от белой горячки (эту печальную кончину приписали служебному пылу покойного), его супруга получила в управление табачную лавку, так как все знали, что она владеет опасными тайнами, способными привести к драматическому финалу благополучие многих семейств.
Госпожа Фуаш приняла табачную лавку с достоинством великосветской дамы, испытавшей жесточайшие превратности судьбы. Мало-помалу она безмерно возвеличила свою прошлую жизнь. Некоторая неграмотность её речи могла бы разоблачить излишества её воображения. Но клошмерляне не были знатоками классической риторики, и их собственной речи тоже были свойственны свои дефекты. Они ни на минуту не ставили под сомнение высокое происхождение г-жи Фуаш, их деревенское чванство видело в этом нечто лестное для себя. Возвышаясь над местными обывателями, г-жа Фуаш сделалась средоточием самых интимных секретов. Вполне сознательно она распределяла их среди клошмерлян.
И на этот раз, так же как обычно, почтенная содержательница табачной лавки позаботилась, чтобы женщины всего городка узнали о неприятном недомогании, поразившем потаённые места швейцара Никола. Его несчастье породило целое море сочувствия. Десятью днями спустя, когда швейцар появился на главной улице, опираясь на палку и едва передвигая ноги, сочувствующие дамочки переговаривались за его спиной, высунувшись из окон и вздымая к небесам сопряжённые кулаки:
– Вот такие…
– Подумать только!
– Да это и представить-то невозможно…
– Вы правы, это невозможно представить!
– На это, должно быть, страшно смотреть! – сказала громче других Каролина Лалиш с нижней части городка. Она испустила вздох ужаса, но её кривлянье никого не обмануло, так как Каролина Лалиш слыла самой любопытной женщиной в Клошмерле и её уже десятки раз ловили у замочных скважин.
Опухшие органы швейцара Никола приобрели величайшую популярность. Их необычайная величина неотступно занимала воображение горожанок. Г-жа Фуаш поддерживала всеобщее внимание, неторопливо отпуская умело отвешенные дозы свежих сообщений. Когда же она увидела, что внимание начинает ослабевать, она пустила в обращение другую великую новость:
– Теперь они начали шелушиться.
Одним словом, общественное мнение было взбудоражено до предела.
Итак, маленькая Роза отправилась к баронессе де Куртебиш. Она шла пешком по извилистой четырёхкилометровой дороге, пролегающей между Клошмерлем и горделивым замком Куртебишей,
