Я сократила свой визит. Собиралась остаться на ужин и повидаться с Ричардом, но поход на кладбище был таким утомительным, что, когда мы вернулись в дом моего сына, я попросила горничную найти мне кеб. Девица эта стояла в прихожей с пилюлями Бичама на подносе — хоть раз сумела предвидеть чьи-то нужды. Она приправила их лаймовой водой, в чем не было никакой необходимости, и я не преминула сказать ей об этом, но она в ответ только хихикнула. Нахалка. Я бы ее тут же выставила на улицу, но Китти, казалось, ничего не заметила.
Меня вывело из себя, что Китти не сказала, кто такие Уотерхаусы, — тогда бы я избежала этой неприятной неловкости. (Меня не покидает мысль, что она сделала это намеренно.) Когда мы пришли на нашу могилу, я высказалась насчет ангела по соседству. Ричард говорил, что собирается попросить владельцев могилы заменить его урной вроде нашей. Я просто спросила у Гертруды Уотерхаус ее мнение, не обратив при этом внимания на имя, начертанное на надгробии. Узнав, что это их ангел, я удивилась не меньше, чем Гертруда Уотерхаус, узнав, что он нам не по душе. Я люблю откровенность — ведь должен же, в конце концов, хоть кто-то говорить правду, и эта роль всегда достается мне, — а потому, отринув ложные представления о правилах приличия, я сказала ей, что всем бы хотелось, чтобы на могилах стояли похожие урны. Но тут Китти решила мне насолить и сказала, что ей ангел скорее нравится, хотя Гертруда Уотерхаус в тот же самый момент призналась, что им абсолютно не нравится наша урна. (Подумать только!)
Потом вылезла эта их неугомонная девчонка и заявила, что если бы на могилах стояли одинаковые урны, то все бы думали, что тут похоронены родственники. Это замечание, должна сказать, заставило меня задуматься. Не думаю, что родство с Уотерхаусами сделало бы честь семье Коулманов.
И мне не нравится, что девчонка Уотерхаусов оказывает влияние на мою внучку, — у этой Лавинии нет чувства меры, и она вполне может испортить Мод. А Мод могла бы найти себе в подружки кого получше.
Что касается ангела и урны, то тут я умываю руки. Я попыталась, но решать такие вещи должны мужчины, а уж наш женский удел — нести на своих плечах последствия. Вряд ли Ричард предпримет что- нибудь теперь, поскольку прошло уже больше трех лет, с тех пор как был установлен этот ангел, и к тому же они с Альбертом Уотерхаусом на дружеской ноге — играют вместе в крикет.
Все так неловко получилось, и я сильно разозлилась на Китти. Это так в ее духе — ставить меня в дурацкое положение. С ней всегда было нелегко, но я старалась быть к ней терпимой, когда они с Ричардом только поженились, потому что знала — она делает его счастливым. Но вот в последние годы у них что-то явно не ладится. Конечно же, я бы никогда не заговорила с Ричардом на эту тему, но, если быть откровенной, мне думается, она не очень-то пускает его к себе в постель, иначе у них были бы еще дети, а Ричард не выглядел бы таким мрачным. Я только и могу намекнуть Китти, что нужно жить иначе, но это бесполезно, она больше не делает Ричарда счастливым и, похоже, больше уже не сделает меня бабушкой.
Чтобы немного сгладить ситуацию с Гертрудой Уотерхаус, я перевела разговор на поддержание порядка на кладбище, поскольку была уверена, что тут мы все сойдемся во мнении. Когда я вышла замуж, мой супруг привел меня на кладбище и показал семейную могилу Коулманов, что еще больше убедило меня — я сделала правильный выбор, когда вышла за него. Место это казалось надежным, безопасным и аккуратным: стены, ограждающие кладбище, были высокими, клумбы и дорожки ухоженными, персонал ненавязчивым и профессиональным. Хваленый ландшафтный дизайн не очень меня интересовал, как не волновали излишества Египетской аллеи и Ливанского участка, но должна отдать им должное — именно они и создали репутацию кладбищу как месту для захоронения людей нашего класса. Тут мне жаловаться было не на что.
Но теперь стандарты падают. Сегодня я вижу на клумбах отцветшие тюльпаны. Тридцать лет назад такое было невозможно — тогда стоило цветку подвять, как его тут же заменяли. И дело тут не только в администрации. Некоторые владельцы сами сажают дикие цветы на своих могилах! Того гляди, коров начнут сюда водить как на пастбище!
Как пример того, что стандарты явно далеки от прежних, я указала на плющ, вьющийся на соседней могиле (не Уотерхаусов) и добравшийся до нас. Если ничего не предпринять, скоро он обовьет урну и опрокинет ее. Китти хотела было его оборвать, но я ее остановила, сказав, что это обязанность администрации кладбища следить, чтобы плющ не заползал на нашу собственность. Я настояла на том, чтобы она оставила этот плющ как свидетельство — пусть смотритель сам исправит ситуацию.
К моему удивлению, она тут же отправилась на поиски смотрителя, оставив Гертруду Уотерхаус и меня наедине — разговор у нас не клеился, и мы с трудом дождались возвращения Китти, которая отсутствовала довольно долго. Наверное, обошла все кладбище.
Нужно отдать должное Гертруде Уотерхаус — она довольно приятная женщина. Ей только не хватает характера. Ей бы взять немного у моей невестки, у которой этого добра хоть отбавляй.
Саймон Филд
Мне нравится на дереве. Видно все кладбище аж до города. Сидишь себе тихо-мирно, и никто тебя не видит. Прилетает здоровенная черная ворона и садится на ветку рядом со мной. Я в нее ничего не бросаю и не кричу на нее. Пусть себе сидит.
Но долго я там не остаюсь. Девочки уходят, и я через пару минут слезаю вниз и пускаюсь за ними. Я бегу по главной дорожке, но тут вижу мистера Джексона, идущего навстречу, и мне приходится нырять за надгробие.
Он разговаривает с одним из садовников.
— Кто эта женщина с девочками? — спрашивает он. — Та, что в светло-зеленом платье?
— Это миссис Коулман, хозяин. Китти Коулман. Знаете эту могилу, что за бедняцкими, — с большой урной? Это ихняя.
— Да, конечно. Урна и ангел, слишком близко друг к другу.
— Точно. Она такая красотка.
— Следи за языком, парень.
Садовник усмехнулся.
— Конечно, хозяин. Конечно, буду следить.
Когда они проходят, я продолжаю путь к ихним могилам. Мне приходится прятаться от садовников, работающих на лугу. Тут все аккуратненько, травка подстрижена, сорняки выдраны, дорожки разграблены. На некоторые участки кладбища садовники почти и не заглядывают, но на лугу всегда что-нибудь делается. Мистер Джексон говорит, что луг должен выглядеть хорошо, иначе посетители не будут покупать участки и не будет денег, чтобы нам платить. Наш па говорит, это чушь — люди каждый день умирают, и их надо где- то хоронить, а потому они будут платить, подстрижена трава или нет. Он говорит: нужно, чтобы могила была хорошо выкопана, а все остальное не имеет значения.
Я прячусь за могилой с ангелом. Это могила Лайви. На ней еще нет ни черепа, ни скрещенных костей, хотя у меня руки чешутся, когда я вижу, что еще не успел здесь поработать. Но я сдержал слово.
Леди стоят возле могил и разговаривают, а Лайви с Мод сидят в траве и плетут венки из маргариток. Время от времени я выглядываю, но они меня не видят. Только Айви Мей замечает. Она смотрит прямо на меня своими большущими зеленовато-карими глазами, как кошка, которая, увидев вас, замирает и ждет, что вы сделаете — то ли пнете ее, то ли погладите. Она ничего не говорит, а я прикладываю палец к губам — шшшш. Я ее должник — если бы не она, наш па потерял бы работу.
Потом я слышу, как леди в зеленом платье говорит:
— Пойду поищу смотрителя, мистера Джексона. Может быть, он поручит кому-нибудь приглядывать здесь за порядком.
— Это не поможет, — говорит старая дама. — Просто отношение изменилось. Отношение нового века, который не уважает мертвых.
— Тем не менее он может хотя бы прислать кого-нибудь, чтобы убрали этот плющ, раз мне вы не разрешаете, — говорит леди в зеленом. Она брыкается в своих юбках. Мне нравится, как она это делает. Словно пытается разорвать их на себе. — Пойду поищу его. Я скоро. — Она уходит по дорожке, а я следую
