Теперь я поняла причину их возбуждения: не имя Филпот, но упоминание о чудовище — вот что заставило их броситься вниз по лестнице.
— Три дня назад я проплывала мимо севшего на мель «Курьера». — Я старалась, чтобы в моем голосе звучала осведомленность. — Сейчас груз доставляют в телеге, и он прибудет сюда так скоро, как только позволят дороги.
Оба выглядели разочарованными тем, что отнюдь не было для них новостью.
— Зачем же тогда, мисс Филпот, вы сюда явились? — спросил преподобный Конибер. Для викария он был чересчур резок.
Я вся подтянулась и попробовала смотреть им в глаза так же уверенно, как смотрела в глаза клерку на причале и привратнику Геологического общества. Однако это оказалось труднее, потому что они оба не сводили с меня глаз, да и Джонни тоже. К тому же они были образованнее меня и увереннее в себе. Я могла иметь какую-то власть над клерком и привратником, но не над представителем своего класса. Вместо того чтобы сосредоточить внимание на мистере Бакленде, который как будущий президент общества был важнее из них двоих, я глупо перевела взгляд на своего племянника и сказала:
— Я хотела поговорить с вами о мисс Эннинг.
— С Мэри что-то случилось? — спросил Уильям Бакленд.
— Нет-нет, она здорова.
Преподобный Конибер нахмурился, и даже мистер Бакленд, который не был склонен хмуриться, слегка наморщил лоб.
— Мисс Филпот, — начал преподобный Конибер, — у нас вот-вот состоится заседание, на котором и мистер Бакленд, и я сделаем нашему обществу крайне важные — нет, даже судьбоносные — сообщения. Несомненно, ваш вопрос о мисс Эннинг можно отложить до более удобного момента, коль скоро мы сосредоточены на куда более животрепещущих материях. А теперь, если позволите, я собираюсь просто просмотреть свои записи. — Не дожидаясь моего ответа, он повернулся и стал подниматься по покрытым ковром ступенькам.
У мистера Бакленда был такой вид, словно он готов сделать то же самое, но он был добрее, почему и задержался, чтобы сказать:
— Я буду очень рад поговорить с вами в другой раз, мисс Филпот. Быть может, я навещу вас на следующей неделе?
— Но, сэр, — вмешался Джонни, — мосье Кювье считает, что этот плезиозавр — подделка!
Удалявшаяся спина преподобного Конибера застыла, как только до него дошли слова Джонни. Он повернулся на лестнице.
— Что вы сказали?
Джонни, умница, сказал именно то, что следовало сказать. Конечно же, о Мэри этим мужчинам слышать не хотелось. Мнение Кювье о плезиозавре — вот что могло их встревожить.
— Барон Кювье считает, что плезиозавр, которого нашла Мэри, не может быть настоящим, — объяснила я, когда преподобный Конибер с помрачневшим лицом спустился с лестницы и вновь присоединился к нам. — У него в шее слишком много позвонков, и барон Кювье полагает, что это противоречит фундаментальным законам, которым следует анатомия длинношеих позвоночных.
Преподобный Конибер и мистер Бакленд быстро переглянулись.
— Кювье предположил, что Эннинги создали фальшивый скелет, соединив череп морского змея с туловищем ихтиозавра. Он утверждает, что они фальсификаторы, — добавила я, подводя разговор к тому, что занимало меня больше всего.
Я тут же пожалела об этом, потому что увидела, что мои слова воспламенили их лица. На обоих отразилось удивление, затем отчасти уступившее место подозрительности, более явной в отношении преподобного Конибера, но очевидной даже и в кротких чертах мистера Бакленда.
— Вы, разумеется, знаете, что Мэри никогда бы не пошла на подобное, — напомнила я им. — Она честная душа, к тому же научена — вами же самими, могла бы я добавить, — насколько важно сохранять образцы в том виде, в каком они были найдены. Она знает, что если их исказить, то от них мало пользы.
— Конечно, — согласился мистер Бакленд, и лицо его прояснилось; он как будто нуждался только в подсказке, в доводах разума.
Однако преподобный Конибер по-прежнему хмурился. Было ясно, что мое напоминание не смогло угасить вспыхнувшее в нем сомнение.
— Кто сообщил Кювье об этом экземпляре? — требовательно спросил он.
Я поколебалась, но утаить правду возможности не было.
— Мэри сама ему написала. И, думаю, приложила к письму рисунок.
Не будь я так раздражена его подозрениями по отношению к Мэри, то могла бы даже его пожалеть. Мистер Бакленд тоже заметил, как нервничает его друг.
— Конибер, вы же не собираетесь теперь отказаться от своего доклада, а? Многие гости пришли явно для того, чтобы услышать вас: Бэббидж, Гордон, Драммонд, Радж, даже Макдаунелл. Вы видели зал: он набит битком, самая лучшая посещаемость, какую мне только приходилось видеть. Конечно, я могу поразвлечь их своими размышлениями о мегалозавре, но насколько сильнее было бы, если бы мы оба рассказали об этих тварях из прошлого. Вместе мы преподнесем им такой вечер, которого они никогда не забудут!
— Это же не театр, мистер Бакленд! — досадливо заметила я.
— Да, но в какой-то мере и театр тоже, мисс Филпот. И какое же чудное представление мы для них приготовили! Мы сейчас в самой гуще событий: мы открываем им глаза на неопровержимые свидетельства дивного мира прошлого, на самых великолепных тварей, которых создал Бог, помимо человека, конечно. — Мистер Бакленд явно разогревался перед своим выступлением.
— Может, вам было бы лучше поберечь свои силы для заседания? — предположила я.
— Конечно-конечно. Итак, Конибер, вы со мной?
— Да. — Преподобный Конибер напустил на себя более уверенный вид. — В своей статье я уже оспаривал некоторые положения Кювье касательно количества позвонков. Кроме того, вы, Бакленд, видели эту тварь собственными глазами. Вы в нее верите?
Мистер Бакленд кивнул.
— Значит, вы верите также и в Мэри Эннинг, — вставила я. — И вы защитите ее от несправедливых обвинений Кювье.
— Не вижу, какое отношение это имеет к нашему заседанию, — возразил преподобный Конибер. — Я упоминал о Мэри, когда говорил о плезиозавре в Бристольском обществе. Мы с Баклендом напишем Кювье. Разве этого недостаточно?
— Все более или менее значительные геологи, равно как другие заинтересованные стороны, сейчас собрались в зале над нами. Одно ваше заявление о том, что вы полностью уверены в способностях Мэри как охотницы за окаменелостями, послужит отпором любым замечаниям барона Кювье, которые они могли бы услышать позже.
— С какой стати бросать мне на публике тень сомнения в способностях Мэри Эннинг и тем самым — что более важно, мог бы я добавить — позволять кому-либо усомниться в том самом образце, о котором я как раз и собираюсь говорить?
— На карту поставлено доброе имя женщины, а также ее способ обеспечения себя средствами к существованию — тот самый способ, который предоставляет вам образцы, необходимые для дальнейшего развития ваших теорий и поддержания вашего собственного доброго имени. Это, конечно же, достаточно
