— У них больше ума, чем у мужчин, — заметил Джон Фокс. — А эта свой, похоже, потеряла.
— Эта девушка что угодно сделает ради Джона, — сказал Филип Астлей. — Поэтому-то она и скачет там теперь.
— Что угодно?
— Ну, не что угодно. Пока еще.
Оба рассмеялись.
— Она знает, что делает, — продолжил Филип. — Она им управляет, как лошадью. Браво, моя дорогая! — прокричал он еще раз. — Теперь у нас есть великолепное закрытие!
Мисс Смит попридержала лошадь и опустила ногу. Когда Ганна снова села в седло, Джон Астлей наклонился к ней и поцеловал руку, чем вызвал новый взрыв аплодисментов и смеха, а мисс Смит от этого жеста разрумянилась.
И в этот момент Мейси вдруг почувствовала тишину, истекающую из ложи по другую сторону арены. Она посмотрела в ту сторону и увидела там единственного зрителя, который не хлопал вместе с другими. Из тени возникло белое лицо Лауры Девайн, смотревшей на мисс Смит с ненавистью большей, чем испытывала к этой девице Мейси. Лицо мисс Девайн больше не было таким гладким и приветливым, как прежде. Оно осунулось и сморщилось от отвращения, словно ей в рот попала какая-то гадость. Вид у нее был несчастный.
Когда мисс Девайн подняла глаза и встретилась взглядом с Мейси, выражение ее лица не изменилось. Некоторое время они смотрели друг на друга, а потом Лаура Девайн снова отошла в тень — будто луна скрылась за облаками.
Глава вторая
Неподалеку Филип Астлей с Джоном Фоксом просматривали список.
— Мистер и миссис Де Кастро. Мистер Джоханнот. Мистер Лоуренс. Миссис Ненли. Мистер Дэвис. Мистер Кроссман. Мистер Джефрис. Мистер Уитмор. Мсье Рише. Мистер Сандерсон.
— Он появится позднее.
— Черт побери, Фокс, он нужен мне сейчас! Ирландцы захотят услышать новые песни, и захотят сразу же. Я собирался ехать с ним в экипаже и сочинять по дороге.
— Он пишет для представления, премьера которого будет в «Хеймаркете».[66]
— Да пусть хоть для самого короля пишет — меня это не волнует! Я хочу, чтобы тринадцатого числа он был в этом экипаже вместе со мной!
Джон Фокс ответил молчанием.
— Ну, есть для меня еще сюрпризы, Фокс? Что-нибудь новенькое, о чем я должен знать? Давай выкладывай. Ты мне еще скажи, что плотники отложили свои топоры и подались в матросы.
Фокс откашлялся.
— У нас еще нет ни одного плотника, который пожелал бы ехать с нами, сэр.
— Что? Почему?
— У большинства из них есть другая работа, и они не хотят путешествовать. Они знают, что это такое.
— Дублин — прекрасный город! Мы всех опросили?
— Всех, кроме Келлавея.
До этого Мейси слушала вполуха, но тут она подскочила.
— Тогда пришли ко мне Келлавея.
— Хорошо, сэр.
После некоторой паузы Джон Фокс добавил:
— Вам придется и с ней поговорить.
— С кем?
— С ней. Вон, на другой стороне. Вы ее не видите?
— Ах да.
— Она знает о мсье Рише? — спросил Джон Фокс.
— Нет.
— Нужно ей сказать, сэр. Чтобы они могли репетировать.
Филип Астлей вздохнул.
— Хорошо. Я поговорю с ней после Келлавея. А сейчас пришли его ко мне.
— Хорошо, сэр.
— Ох, нелегко быть руководителем, Фокс.
— Я это знаю, сэр.
Когда перед мистером Астлеем появился ее отец, Мейси замерла в своей ложе, заранее, еще до начала разговора, чувствуя себя виноватой за то, что будет подслушивать.
— Келлавей, мой добрый Келлавей, как поживаете? — громовым голосом встретил Томаса Филип Астлей, словно тот стоял по другую сторону арены, а не перед ним.
— Неплохо, сэр.
— Отлично, отлично. Продолжаете упаковывать декорации?
— Да, сэр.
— Чтобы отправить труппу на гастроли, немало дел нужно переделать. Тут требуется огромная работа — планировать и паковать, паковать и планировать, верно?
— Да, сэр. Это вам не то что переехать из Дорсетшира в Лондон.
— Да, пожалуй, вы правы, Келлавей. Так что теперь, когда у вас есть опыт, вам это будет легче.
— Опыт чего, сэр?
— Я, кажется, забегаю вперед, да, Фокс? Я имею в виду сборы и поездку в Дублин.
— В Дублин?
— Вы ведь знаете, что мы собираемся в Дублин, Келлавей? Ведь именно для этого вы и пакуете декорации.
— Да, сэр, но…
— Что «но»?
— Я не думал, что это относится и ко мне, сэр.
— Конечно, относится! Неужели вы думали, что мы сможем обойтись без плотника в Дублине?
— Я мастер по стульям, сэр, а не плотник.
— Нет, для меня вы — плотник. Вы здесь где-нибудь видите стулья, сделанные вами, Келлавей?
— И потом, — добавил Томас, словно не слыша замечания Филипа Астлея, — в Дублине есть свои плотники — они сделают все, что вам надо.
— Но никто из них не знает декорации, как вы, Келлавей. Скажите мне, что вас беспокоит? Я думал, вы не прочь прокатиться в Дублин. Это великолепный город, я уверен — вам там понравится. А зимы там помягче, чем в Лондоне. Да и в Ливерпуле тоже — мы туда отправимся после Дублина. Давайте-ка, Келлавей, вы же хотели уехать из Дорсетшира и повидать мир, разве нет? Вот вам прекрасный шанс. Мы отправляемся через три дня. Времени достаточно, чтобы собраться, а?
— Я… а что моя семья?
Филип Астлей пошевелился на своем стуле, и тот заскрипел под его весом.
— Понимаете, Келлавей, тут у нас небольшая загвоздка. Нам нужно на гастролях затянуть пояса. Понимаете — маленькая труппа, ничего лишнего. Жена тут будет лишней. Даже Патти не едет в Дублин, верно я говорю, Фокс? Так что боюсь, что речь идет только о вас, Келлавей.
Мейси ахнула. К счастью, разговаривающие не слышали ее.
— Но вы скоро вернетесь, Келлавей. В марте мы возвращаемся.
— Это целых пять месяцев, сэр.
— А представляете, Келлавей, как обрадуется ваша семья, когда вы вернетесь. Для меня и Патти это
