очень хорошее. — Он внимательно рассматривал сразу же переменившегося в лице Юнуса.
Назир пожалел, что обстоятельства мешают ему самому записаться: «Знаете, всей душой, но… государственные обязанности. Мы же назир, министр». Особенно его поразило, когда он из разговоров установил, что большинство будущих бойцов отряда — бывшие подпольщики, «Замечательно, поистине замечательно», — умилялся он. И даже снова вышел из-за стола, чтобы пожать руку Файзи.
Вернулся бухгалтер. Он доложил постатейно всю смету. Назир золотым карандашиком ставил против каждого пункта жирные птички, спрашивал Файзи и Юнуса, согласны ли они.
Наконец все было готово Тогда назир вышел из-за стола и потряс руку Файзи, а затем Юнусу.
— Вы доставили мне, друзья, поистине огромное удовольствие своей беседой. У вас поистине государственный ум, товарищ Файзи. Желаю вам успехов, друзья!
Прощаясь, он наступал на них. Создавалось впечатление, что он их выпроваживает, но так вежливо, так любезно, что Файзи и Юнус совсем растаяли и, сами того не замечая, очутились за дверью.
Здесь Файзи остановился и, прямо глядя из-под густых бровей в лицо назиру, спросил:
— А деньги? Когда можно получить деньги?
— Денег нет, — бросил назир.
— Но… — начал Файзи, и все в лице его как-то странно заплясало.
— Денег на сегодня у республики нет. Знаете, величайшие трудности. Многие вилайеты в огне мятежей. Налоги не поступают. Финансовые резервы исчерпаны. Хлопок не на чем вывозить. Даже финансирование торговцев приостановлено.
Сейчас на лице Файзи ясно читались все его переживания: возмущение, негодование, ярость, презрение. Назир отлично все понял, но постарался и виду не подать.
Он смотрел несколько в сторону и через плечо «дорогого друга и соратника», стараясь не встречаться с ним глазами, и сухо твердил:
— Деньги у нас на счету, на строгом счету, каждый рубль, каждая теньга.
— Когда можно получить деньги?
— Придется подождать, дорогой друг.
— Сколько ждать?
— Затрудняюсь точно сказать… затрудняюсь.
— Что сказать комиссару?
Тон назира сделался совсем вкрадчивым.
— Зачем же беспокоить товарища комиссара? Мы всегда готовы выполнить их приказание, только вот маленькая задержка. Прошу не сердиться… Наведывайтесь, а мы готовы, всегда готовы.
Пришлось уйти.
— Все они свиньи и сыновья свиней, — сказал Юнус, когда они шагали по застывшим безмолвным улицам, — ты слышал, он друг проклятой собаки Нукрата. Собака Нукрат его друг. Тот зверь, и этот зверь. Оба они звери.
Файзи молчал. Они пошли к Пантелеймону Кондратьевичу. К великому огорчению, его не оказалось дома. Он уехал из Бухары.
Начались долгие дни ожидания. Денег в назирате финансов все не находилось. Назир оставался все таким же любезным и вежливым. Время шло.
Но Файзи вместе с Юнусом формировали отряд С утра до поздней ночи они ходили по Бухаре, забирались в самые глухие кварталы, находили друзей, знакомых. Голос Файзи слышался и в мрачных, похожих на сорные ямы ткацких мастерских, и в грохочущих рядах медников, и в цехах недавно возобновившего работу хлопкоочистительного завода, и в пригородных кишлаках. К февралю отряд Файзи оказался укомплектованным. Все это были крепкие телом и духом люди, молодец к молодцу. Юнус ежедневно занимался с ними, учил обращаться с оружием, Файзи проводил политбеседы. Бойцы изучали Устав партии, слушали читку газет.
К назиру финансов Файзи ходил чуть ли не ежедневно. Тот задавал вопросы, интересовался ходом формирования отряда, мельчайшими подробностями снаряжения, обмундирования. Советовал живо и охотно, но… как только разговор заходил о деньгах, становился рассеянным, начинал торопиться, зарывался в бумаги.
Республика жила тревожной жизнью. С Востока доходили угрожающие вести. В результате предательства бухарская армия внезапно очистила Горную страну и отдала богатые, плодородные вилайеты во власть вожаков басмаческих шаек. В Восточной Бухаре хозяйничали Энвер и Ибрагимбек. В Дарвазе назревал мятеж. В Каратегин прорвались из Ферганы банды Курширмата. Гарнизон Душанбе отсиживался в осаде, окруженный бандами басмачей.
Бухарский базар буквально гудел. Всех торгашей, маленьких и больших, распирало от слухов, один другого невероятнее. Курбаши Абдукагар действовал в окрестностях города с тремя тысячами головорезов. Появилась шайка какого то Ташмурдашуя-курбаши, под именем которого, как говорили, скрывался Хаджи Акбар. Шепотом, делая страшные глаза, сообщали, что благословенный эмир Сеид Алимхан по договору передал благородную Бухару в подданство Англии и что с часу на час надо ожидать прибытия британского губернатора. Чуть не каждый день точно определялся срок, когда начнется резня большевиков и всех неверных. Панические настроения росли. Порой достаточно было крика ишака или вопля погонщика верблюдов, чтобы купцы бросались закрывать свои духаны, а толпа принималась метаться по узким улицам, давя друг друга, ломая и круша все на своем пути.
А правительство Бухары заседало, обсуждало положение, но мер не принимало. Местная газета «Азад Бухара» помещала глубокомысленные статьи по вопросу о необходимости сохранения религиозного налога «ушр». Автор статьи — назир финансов доказывал, что средства от «ушра» пойдут на содержание духовенства и потому никто не может уклониться от столь благородной и благочестивой обязанности.
Прочитав статью, Файзи возмутился.
— Вот они, джадиды, — сказал он Юнусу, — вот их лицо.
Но еще больше он возмутился, когда узнал, что его бывший хозяин Хаджи Акбар получил от правительства большую денежную ссуду и кредит в назирате торговли.
На базаре Файзи, к своему изумлению, услышал еще более непонятные новости.
Целую неделю по всей Бухаре развозили в арбах товары по караван-сараям именитых купцов. Склады, национализированные после падения эмирата по решению народного правительства, оказались открытыми и пустыми, возбужденный призывами Файзи, народ пошел требовать ответа в совет назиров. Только десять бедняков впустили к помощнику председателя. Он сказал:
— Конфискованные товары: мануфактура, чай, сахар, рис, скобяные изделия, столь необходимые нашему народу, лежали на складах без пользы и подвергались порче и гниению. Развелось неимоверное количество мышей. Назиры наши народные обсудили и решили — надо товары продать по справедливым ценам населению. А как продать? У почтенных торговцев есть умение опыт, расторопные приказчики. Товары они продадут быстро и хорошо. Идите и покупайте.
Резко выступил Файзи.
— Все баи — кровопийцы, торгаши и миллионщики, которые испокон веков обдирали народ и наживались на слезах вдов и сирот, захватили товары. Как не было ничего в лавках, так и сейчас ничего нет. Люди ходят голодные, босые, голые. Где рис, где чай?
Раздраженно ответил помощник:
— Дела торговли — сложные дела. Они недоступны незрелым умам.
Извинившись, заговорил присутствовавший при разговоре назир финансов, он обратился с добродушнейшей улыбочкой к Файзи:
— Многоуважаемый друг мой и соратник Файи Сами. Вы совершенно напрасно даете желчи поднялся к вашему сердцу. Государственная необходимость требует от нас такого мероприятия. Если бы мы и распределили по ширкатам товары, их отобрали б у нас.
— Кто отобрал бы? — поразился Файзи.
— Боль-ше-ви-ки.
Ошеломленный Файзи попытался протестовать. Его спутники, бедняки, закричали, зашумели.
Замешательством воспользовался помощник и удалился.
Вечером, когда уже стемнело, Файзи возвращался в свою хибарку. Погруженный в раздумье, он не
