— И паек… обычный паек, — добавил он поспешно.
— Вот видите, — криво усмехнулся раис. — Такой ум, такие знания… а… но теперь мы поднимем вас, урус, на высоту небес.
Петр Иванович насторожился:
— Я не совсем понял вас…
Раис многозначительно улыбнулся.
— Мы хотим сделать вас главным медицинским инспектором армии нашего государства.
— Государства? О чем вы говорите?
— Я говорю о бухарском государстве, о… республике.
— Но бухарская армия обслуживается, и вполне успешно, санитарной службой Красной Армии, и, прежде чем назначить меня, вам следует согласовать…
Но Али Захар хаким не дал ему кончить. Быстро переглянувшись с хозяином пира и получив в подтверждение кивок головой, он наклонился к доктору и быстро заметил:
— Соглашайтесь. Вам не придется даже становиться мусульманином…
— Но я ничего не понимаю.
— Так я скажу. Красная Армия уходит… Да, да, совсем. Эвакуируется весь персонал. Бухарская армия не имеет врачей, и господин раис назиров правильно решили… пригласить вас. Вы специалист. Вы не большевик… Вы опытный, и вы не политик. Мы вас понимаем…
Так вот в чем дело! Значит, разговоры имеют под собой почву. Джадиды вновь готовят изменнический удар.
Вот тут-то доктор не выдержал.
— Слишком уж все тут пахнет лавочкой, — вырвалось у него. — Претит мне это.
От неожиданности раис воскликнул: «Что такое?» Затем наступила полнейшая тишина. Доктор, покусывая кончик уса, смотрел прямо перед собой и теребил пальцами край дастархана.
Машинально он взял пиалу с водкой и отхлебнул жгучей, отвратительно теплой жидкости. Когда он оторвал взгляд от пиалы и посмотрел перед собой, первое, что он увидел, — это злые глаза гостеприимного хозяина. «Желтые глаза, кошачьи, — подумал Петр Иванович. — Такие глаза могут бесстрастно смотреть на ужасные муки жертвы».
— Прошу вас на минутку, — пригласил раис Петра Ивановича в соседнюю комнату.
Разговор здесь продолжался в присутствии назира Рауфа Нукрата.
— Вы лечили некоего Измаила Нанвоя?
— Нет. Посетил его всего лишь раз, — сухо ответил Петр Иванович. — Этот Измаил, старик с чрезмерной нервной возбудимостью, отказался от лечения.
Про себя он подумал: «Так и знал, начинается».
— Он умер.
— Печально. Если бы он лечился, возможно, исход был бы иным.
— Измаил Нанвой умер час или два назад.
Сказать доктору было нечего, и он промолчал.
— Разрешите один вопрос, — вкрадчиво проговорил Нукрат, — покойный перед смертью ничего вам не сказал, не передавал?
— Нет.
— Гм-гм… покойный держал в своих руках одно… гм-гм… одну бумагу…
Кривить душой Петр Иванович не умел. Он молчал, нервно теребя отвороты своего кителя.
Вкрадчиво заговорил Нукрат:
— Но… но… мы советовали бы вам…
— Я не позволю мне… говорить такие вещи… учинять допрос.
Нукрат и раис переглянулись.
— И вы не знаете, что в том письме? — все так же вкрадчиво спросил назир.
— Я сказал, что отвечать не буду.
Хотел еще что-то сказать Петр Иванович резкое, злое, но повернулся и ушел в михманхану.
— Он все знает, — быстро проговорил Рауф Нукрат.
— Надо что-нибудь придумать.
— Чтобы не болтал.
Пошептавшись, они вошли в михманхану, где Косой бай, схватив Петра Ивановича за руку, пьяно что-то доказывал ему.
Усевшись на свое место, раис заговорил как ни в чем не бывало:
— Мы имеем совет с нашим дорогим урусом доктором. — И он кивнул Рауфу Нукрату: продолжай, дескать.
— Нашего уважаемого главу просили из Ташкента выделить хорошего специалиста-врача, знающего малярию, и послать в Восточную Бухару… э… э… — Назир цедил слова сквозь зубы с устрашающим спокойствием. — Вот мы и решили, что наш многоопытный доктор поедет в Восточную Бухару… высокая ставка, паек…
Петр Иванович наконец избавился от медвежьих объятий Косого бая и повернулся к хозяину:
— Но… но вы моего согласия не спросили…
— Вы поедете, так решено. А ну-ка, Захар хаким, подготовьте все для доктора… Получите в военкомате для него документы… и… э… проводите его…
Последние слова прозвучали в ушах доктора слишком многозначительно. К тому же Али Захар хаким залебезил:
— Все исполню. Будьте спокойны.
Хозяин и с самого начала подчеркнуто небрежно держался с доктором, теперь же он высокомерно повернулся к нему спиной.
Только когда Петр Иванович попытался уйти еще до плова, раис назидательно заметил:
— Им позволяют сесть рядом с великими, есть с одного блюда. Им готовы оказать любую милость, а они… Я позволю привести строфу из сокровищницы мудрого Хафиза. «Даровой уксус, — сказал великий поэт, — слаще меда!» Но где понять такую тонкость мысли европейцу?
Весь кипя от ярости, доктор сказал уже стоя:
— Прежде всего это слова не Хафиза, а вашего соотечественника — узбека Турды, и поскольку вы взялись цитировать поэтов Востока, позвольте вам привести изречение столь же известного Саади:
И чтобы ни у кого не осталось сомнений, кого он имеет в виду, Петр Иванович бросил:
— А ваши милости… «собуни шумо ба джомаи мо хурда ист» — ваше мыло въелось в наше платье.
Доктор совершенно не помнил, как ушел с пира, как расстался с хлебосольным рапсом и его гостями.
Уже поднимаясь к Ток и Заргарон — куполу золотых дел мастеров, он спохватился, что наступила глубокая ночь и что прохладный ветерок освежает его воспаленное лицо.
На следующий день часов в десять утра Али Захар хаким без доклада вбежал в кабинет раиса совета назиров.
— Ну? — не отвечая на приветствие, спросил он.
— Э… э… э… виноват. Я потерял его.
Молча раис смотрел в упор на Али Захар хакима.
— Человек доктора Алаярбек, подох бы он молодым, ходил вчера в Особый отдел. — Заметив, что
