напряжением вслушиваясь в мягкую речь Энвербея, что мясистые уши его зашевелились. От натуги, от желания понять турецкий язык он даже вспотел.
— Извините, извините… — засуетился усатый, — я туг на ухо, не совсем расслышал.
Энвербей обернулся к стоящему у него за стулом высокому подтянутому турку с уродливым, мертвенным, цвета желтой кости лицом и прокартавил:
— Та же история. Турки Туркестана не слишком хорошо знают турецкий язык. Я заметил это еще в Берлине, при встрече с туркестанцами. Переведите.
— Что вы, что вы, ваше превосходительство! — продолжал суетиться усатый. — У нас так много общего, только отдельные слова.
Но дальнейшая беседа шла очень туго. Лишь энергичная помощь мертвоголового позволяла им понимать друг друга.
— Зачем же так официально? Аллах всесильный, вы ваш гость, — бормотал усатый толстяк. — Разве мы смеем требовать, приказывать… даже просить. Мы хотим попросить у вас, ваше превосходительство, только совета. Мы не посмели бы вас беспокоить, мы поспешили к вам… в вашу резиденцию, так сказать, резиденцию на колесах, но, знаете, кругом нежелательные элементы, кругом уши… Улицы слишком многолюдны, и мы вынуждены… Простите…
— Я не делаю секрета из своего пребывания в Бухаре, — деревянно прозвучал голос Энвербея. — Советскому правительству известно, что я здесь.
— Да, да, мы знаем… Они знают, но… конспирация.
— Никаких тайн! Это все, что вы мне хотели сказать, господин министр?
— О нет, нет, простите… Позвольте изложить некоторые соображения.
Усатый встал, уперся своими сильными, крепкими руками в стекло стола и, точно привычный оратор с трибуны, заговорил.
Он произнес длинную речь.
Если отбросить «цветы красноречия» о великом Туране, о благородных идеалах и традициях тюрков, она сводилась к весьма практическим вопросам.
Наступила пора решительных действий. Требование независимости Бухары надо подкрепить активными делами. Тайная организация партии «Иттихад ва Тарраки» во главе с Мунаваром Кари выбросила лозунг: «Англия, а не Москва!» Ставится задача окончательно отделить Бухару от Советского Союза. Это только первый шаг. За ним последует отделение Туркестана, Хивы, казахстанской степи, Сибири.
Энвербей задал все так же бесстрастно один-единственный вопрос:
— Переведите ему… Он говорит от имени всего правительства Туркестанской республики или от отдельных членов правительства?.. Министров или деятелей?
Это «он» несколько покоробило усатого.
— Мы, то есть я, говорим… говорю от имени многих, так сказать, народных комиссаров, э… так сказать… э… которым свойственны взгляды… идеалы которых…
И он снова ухватился за свою основную мысль. Речь его полилась плавно, напыщенно.
Переводчик, наклонившись над ухом Энвербея, быстро переводил:
— Только иттихадисты, мы, члены партии «Иттихад ва Тарраки», почтенные, влиятельные люди, держащие бразды правления в Туркестане, только мы — реальная сила. Мы саботируем все решения большевиков. Мы ведем борьбу с Москвой, мы решительно поднялись против присланной в Ташкент турккомиссии. Мы намеренно и сознательно вошли в состав правительства республики, чтобы изнутри проводить свою политику, и мы проводим свою политику и делаем часто так, как нам хочется, а не как хочется большевикам. Англичане, японцы поддержат нас финансами и оружием. У нас тесный контакт с Англией, с союзниками. Наши уполномоченные сидят в Лондоне, в Париже, в Лозанне. Мы поднимаем вопрос перед Антантой и Лигой Наций, требуем, чтобы большевики нас оставили в покое. Мы договорились раньше с башкирами, татарами о создании Туркестанской республики под эгидой Турции. Но увы, с тех пор как вас, ваше превосходительство, нет в Стамбуле, наша мысль работает…
— Я буду там!.. — с силой сказал Энвер. — Неужели вы думаете, что эта бездарность Кемаль усидит на троне султанов. Я буду там. Неужели вы вообразили, что я закопаю себя здесь. Туркестан — это ступенька лестницы в Турцию, но… продолжайте.
Усатый наклонился:
— Мы люди фактов. И мы предлагаем факты, исходя из обстановки. Турцию постигло несчастие, вы, бывший, извините меня, властелин, сейчас… извините, не у дел. Реальная сила на Востоке сейчас Англия и мы. Мы, партия «Иттихад ва Тарраки», имеющие руку в правительстве Туркестана, смотрим на Англию. Большинство в правительствах Бухары и Хивы за иттихадистами. У нас есть люди в Центральном Комитете бухарских большевиков — это раз. Мы создаем верные нам войска — это два. Мы держим вожжи басмачества — это три. Только позавчера по моему распоряжению отправили из Ташкентского банка в Фергану пять пудов золота! Конечно, большевики об этом и не подозревают.
По-детски хвастливо прозвучали эти слова, и Энвербей досадливо поморщился.
— Мы послали ко всем басмаческим курбашам своих комиссаров из иттихадистов, — продолжал усатый толстяк. — О, басмачеством мы нагоняем страх на большевиков, на Москву. Железом и кровью мы отвоюем буржуазную республику. Истребим десять тысяч голов, сто тысяч, миллион, но не позволим босякам-пролетариям тянуть завидущие руки к земле, заводам, лавкам почтенных помещиков и хозяев. В Ташкенте нашими делами занимается господин Мувавар Кари. Позвольте познакомить.
Из темного угла салона выдвинулся невидимый до сих пор седоватый, красивый человек в каракулевой шапке и поклонился Энвербею.
— Хэ… хэ… — хихикнул усатый толстяк. — Господин Мунавар Кари сносится с басмачами через отдельных наших людей, проникших в… областные комитеты большевиков… пользуясь тем, что многие товарищи не знают языка и доверяют им… Ха… у нас всюду есть свои люди, своя рука. Даже в почтовых конторах у нас повсюду посажены свои иттихадисты. Ни одно письмо, ни один пакет не пересылаются, чтоб мы не знали. В Фергане готовится съезд вождей исламской армии. Решено на нем провозгласить главнокомандующим Курширмата.
— Кур-шир-мата?! — растягивая слоги, проговорил Энвербей. — Бандита, слепого Ширмата? Разбойника?! Что такое? В Кухистане командует войсками конокрад, какой-то Ибрагим, в Фергане — бандит, слепой Ширмат, в окрестностях Бухары — еще один бандит, Абду Кагар.
Он вынул из кармана аккуратно сложенный носовой платок и брезгливо вытер губы, точно стирая грязь, оставленную этими именами.
Несколько сконфуженный толстяк вспыхнул и попытался исправить неприятное впечатление. Он покрутил свои великолепные усы и сказал с нагловатой усмешкой:
— Что из того. У нас нет другого выхода. Среди наших главарей есть и люди, мало-мало пошалившие на своем веку. Но они добрые мусульмане, они хорошо стреляют, хорошо ездят на коне, а мы сами не военные, мы политики, коммерсанты. Вот теперь прибыл наконец прославленный полководец, вы… Впрочем, об этом позже. Разрешите изложить наш план. Победоносная армия Курширмата захватывает Андижан, Ош, Коканд и подобно молнии обрушивается на большевистский Ташкент. Киргизы под руководством Джиназакова орлиным прыжком переваливают Тянь-Шань и вонзают когти в Чимкент и Аулие-Ата. Хан туркменов Джунаид — мы, иттихадисты, уже отправили к нему в пески Каракумы доверенных послов — мчится все сжигающим вихрем на Ургенч и берет с помощью наших друзей англичан Хорезм. О, я вижу уже головы своих друзей большевиков на зубцах стен древней Хивы. Могучие силы, накопленные в районе Душанбе, — там этим делом занимается сам председатель Бухарской республики Усман Ходжаев, не удивляйтесь, он наш человек, — начнут наступление на Байсун-Карши и истребят Советы в Бухаре и Самарканде. К великому сожалению, большевики послали в Душанбе и Кухистан очень стойких красных. Они дерутся, как черти. И увы, хотя там, в Красной Армии, есть много мусульман из узбеков, таджиков, татар, но они заражены духом большевизма. Словом, наша армия ислама не могла устоять. Временная неудача! Большевики захватили в плен многих курбашей и привезли их в Душанбе, чтобы судить за… якобы какие-то преступления против трудящихся. Но Усман Ходжаев вовремя оказался там. Он приказал освободить из заключения курбашей. Ныне эти курбаши собрали много славных воинов. Дарвазское ущелье закрыто для большевиков, и через него идет помощь нам от английских друзей. Каратегин снова возбужден, кипит, как котел. В Кулябе, в Бальджуане собирается исламское воинство. Такова мудрость господина Усмана
