Когда Говоров взял трубку, Глеб, сильно волнуясь, доложил обстановку и попросил огнем гвардейских минометов накрыть лесок Сухова - там сосредоточены танки и пехота врага для броска на позиции полка.
- Но ведь там же должны быть наши стрелки, - сказал Говоров. Он помнил детали в системе обороны. - Разве они отошли?
Этот вопрос смутил Макарова.
- Товарищ командующий, там наш стрелковый взвод. Командует им Остапов. Он вызывает огонь на себя. У них есть маленький шанс: они зарылись в землю.
- Хорошо, товарищ Макаров, - ответил командарм, однако ничего не пообещал.
Говоров хорошо знал местность в секторе 32-й дивизии, помнил и лесок перед артиллерийским полком Макарова и отдавал себе отчет, как важно не допустить там сосредоточения немцев. Поэтому после телефонного разговора с Макаровым на лесок Сухова, который теперь по праву можно было назвать лесом Остапова, обрушился огненный смерч гвардейских минометов. Немцы, еще не опомнившиеся от огненного 'вала Бригвадзе', решили, что и здесь им уготовлена ловушка, и повернули обратно, оставив на опушке леса горящие бронетранспортеры и трупы своих солдат.
Под вечер здесь наступила непривычная тишина. Связист пытался дозвониться до Остапова, но телефон молчал. В стороне лесного островка стояла зловещая тишина, лишь над верхушками деревьев ввысь тянулись тонкие струйки дыма. Там что-то горело. Стоя на снегу возле блиндажа командного пункта, Глеб с тоской, тревогой и болью смотрел на эти непонятные струйки дыма и все ждал, что вот-вот на восточной опушке леса появится хотя б одна живая душа. Но никто не появлялся и не подавал никаких вестей. 'Надо бы кого-то послать туда… - подумал Глеб, но вспомнил, что некого послать, разве что Колю- Николая. - Вот придут наши - группа Брусничкина - Судоплатова, тогда можно будет послать Думбадзе с Чумаевым и Экимяном'.
Потом, сопровождаемый Колей, он пошел на огневые позиции полка. У артиллеристов встретил Сашу: она только что отправила последнюю группу раненых на медпункт, выглядела усталой и в то же время возбужденной. Глеб спросил ее, почему сама не ушла вместе с ранеными. Ответила просто:
- Здесь я нужней. А вдруг снова бой? - И сразу, без перехода: - Что с нашими ребятами в лесу? Как Олег?
Он ждал этого вопроса, понимал, что и Саша, и Князев с тревогой ожидают его ответа - они же видели, как обрушили на лесной остров огонь гвардейские минометы, - и не спешил с ответом.
- Они погибли? - с тревогой и настойчивостью допрашивала Саша.
- Неизвестно. Надо выяснить. Вот вернутся Думбадзе и Экимян, и я пошлю их, - сказал он мрачно, пряча унылые глаза.
- Ждать? Когда это будет? - возмутилась Саша. - Да я пойду сейчас, засветло. Я знаю дорогу, я была там.
Она смотрела на него осуждающе, строго, остро, в то же время в ее глазах светилась мольба.
- Одной нельзя, - сказал он отрешенно.
- Разрешите мне с Александрой Васильевной, - попросил Князев. - Мы возьмем еще двух бойцов. Александра Васильевна права: лучше пойти засветло.
Он не стал возражать. И даже Колю отпустил. На КП возвратился один. Там его ждали только что прибывшие Брусничкин и Судоплатов. Оба были довольны - отряд успешно выполнил боевую задачу. Один танк подбит из противотанкового ружья и затем подожжен бутылкой с горючей смесью, другой подбит противотанковой гранатой. Экипаж сдался в плен.
Глеб молча, с отсутствующим взглядом слушал Брусничкина и Судоплатова, и, только когда Леонид Викторович сказал о спасении Москвы, глаза его потеплели, в них появилась какая-то живинка. Но она тотчас же исчезла, как только Судоплатов сообщил, что в бою с танками тяжело ранен Думбадзе.
- Он будет жить, Иосиф? - спросил Глеб.
- Рана серьезная. Ему сделают операцию, - ответил начальник штаба.
- Товарищи, не знаю, как вы, а я проголодался, - вдруг оповестил Брусничкин и поднялся, прокричал за брезентовый полог: - Егор! Чумаев, как там дела с обедом? Сегодня нам полагается двойная порция.
Чумаев привес копченой колбасы, мясных консервов, полбуханки черного хлеба и спирт, сказал:
- Горячего не будет: кухню разбомбило.
Все принесенное он положил на ящик и молча вышел.
Глеб от еды отказался. Он вышел из блиндажа и, стоя на снегу, сквозь вечерние сумерки всматривался в сторону леска Сухова. 'Если, ко всему прочему, я сегодня потеряю еще и Сашу с Колей, то вообще останусь один', - подумал он. Почему один он не спрашивал себя. Стоял долго, пока мороз не прогнал его в блиндаж. А через полчаса появились Князев, Саша, Коля и Олег. Глеб точно воскрес - он с размаху обнял щупленького смущенного командира взвода, прижался к его небритой щеке и сказал:
- А я тебя, грешным делом, в мыслях похоронил. Теперь тебе долго жить - до полной победы. Вот за это мы сейчас и выпьем. Где там Егор? Кирилл Степанович, организуйте, пожалуйста. За победу!
В это же самое время командарм Говоров докладывал генералу Жукову итоги двухдневных боев за Акулово: подбито и сожжено двадцать три фашистских танка, одиннадцать захвачено в целости и исправности, сбито пять самолетов врага, подбито и захвачено много другой техники и вооружения. Наступление противника на левом фланге пятой армии приостановлено.
Это было 2 декабря. А 5 декабря в дневнике генерала Гальдера появилась краткая, но исчерпывающая запись: 'Фон Бок сообщает: силы иссякли. 4-я танковая группа завтра уже не сможет наступать'.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Весь день мела поземка, покрывала белым саваном поле битвы, усеянное трупами пришельцев, которые некому было закопать в чужую для них, скованную морозом и одетую в снежную шубу землю. Под вечер 12 декабря ветер немного приутих и мороз приослаб, но повалил хлопьями снег, густой и липкий. Вездеход командующего пятой армией генерала Говорова с немалым трудом пробирался по разрыхленной дороге, загроможденной брошенными немцами орудиями, подбитыми танками, остовами сожженных автомашин и раздавленных мотоциклов. Жуткая картина побоища должна была бы радовать командарма, потому что это впечатляющее зрелище разгрома гитлеровцев создала здесь его армия за пять дней наступательных боев. Это о его армии говорилось в сводке Совинформбюро: 6 декабря войска генерала Говорова прорвали оборону пехотных дивизий немцев и заняли районы Колюбакино, Локотня. А в 'Правде' только что напечатана уже вторая статья генерала Говорова, в которой командарм делился опытом последних оборонительных боев на подступах к столице. В ней он писал, в частности: 'Наиболее тяжелыми для нас днями были 1 - 4 декабря. В эти дни фашисты, прощупав нашу оборону на Можайском шоссе и автостраде Москва - Минск и убедившись в ее крепости, предприняли наступление в обход этих магистралей с севера и юга. Обход имел целью окружить наши войска с одновременным выходом на ближайшие подступы к Москве. Следует отметить, что фашистские части, совершив обход в направлении Голицыно с севера, приблизились к Москве почти на расстояние выстрела дальнобойной артиллерии. Их дальнейшее продвижение поставило бы город под угрозу артиллерийского обстрела'. С ним разговаривал по телефону начальник штаба Западного фронта генерал Соколовский, поздравлял с успешным наступлением и деловой статьей в 'Правде'. Но в ответ на поздравления Леонид Александрович, вместо того чтобы поблагодарить начштаба фронта, снова заговорил о резервах, без которых его армия не в состоянии развить успех первых дней контрнаступления. Василий Данилович сказал, что резервы будут: пятой армии придается 2-й гвардейский кавалерийский корпус генерала Доватора. И теперь, возвращаясь с передовых позиций в штаб армии, генерал Говоров думал, где и как лучше ему использовать конников. Войска понесли серьезный урон во время оборонительных боев. Больше всех досталось 32-й дивизии. И особенно 4 декабря, когда она атаковала населенный пункт Акулово, дальше которого немцы не продвинулись ни на шаг в сторону Москвы.
