Проболтался! Ведь если даже этот сиссианин и не сочтет, что он в курсе задумок покойного профессора, то поймет, что ход его мыслей у Александра будет ближе, чем у кого-либо. Проклятие! В самом лучшем случае Морозова ожидает жизнь под полным надзором СБ! В худшем — конвертер! Полковник поймал его, как несмышленыша. «Ты персейский осел!» — мысленно обругал он сам себя.
— …э-э, несколько идей насчет решения ускорить разгон гравипривода на первой трети старта. Но кроме этого, мне больше ничего не известно.
Мадрат небрежным жестом прервал Александра и удовлетворенно сказал:
— Ну что ж, хоть в чем-то вы сознаетесь. Однако я делаю вывод, что вы не хотите сотрудничать с нами. Подумайте об этом на досуге.
Мадрат кивнул конвоирам и вышел из решетчатой комнаты.
Обратно Александра вели гораздо дольше. Он понял, что его перевели в другую камеру, должно быть более неприятную, чем прошлую. Сейчас его уговаривали, теперь покажут кнут, а завтра, возможно, пряник. Если, конечно, он доживет до завтра. Размышляя об этом, Александр запоминал путь, просто на всякий случай. Его провели мимо лазарета — он понял это по запаху, а затем мимо кухни. Судя по чаду, исходившему из нее, сегодня на ужин подадут жареные подметки. Наконец конвоиры привели его к общему блоку. Из камер, мимо которых они проходили, раздавались приветственные или злобные крики.
— Эй, псы, давайте его к нам!
— С прибытием, новичок, держи хвост выше!
— Вы только посмотрите на эту смазливую мордашку! Иди сюда, развлечемся!
Но конвоиры привычно не обращали внимания на поднятый шум. Приходилось часто останавливаться, потому что путь постоянно преграждали мощные решетки, перемежающиеся силовыми экранами. Наконец конвойные, свернув направо раза три подряд, подошли к камере на шесть человек и втолкнули внутрь Александра. Со смехом один сказал высокому, атлетически сложенному мужчине, одетому в звездную майку вместо обычной тюремной робы, который играл в трехмерные шахматы с сокамерником:
— Эй, формас, держи малыша на воспитание, только не переусердствуй.
Конвоиры с ржанием удалились. Александр сразу припомнил Васькины рассказы, что формас — это человек или существо другой расы, имеющий влияние в преступном мире. Он понял, что надо делать. Александр остановился перед парнем в звездной майке.
— Приветствую тебя, формас. Разреши присоединиться?
Человек молча и оценивающе смотрел на него. Противник формаса по шахматам выпятил небритую нижнюю челюсть и процедил сквозь зубы:
— Вон твое место, сопляк, на параше.
Александр посмотрел туда, куда показал небритый. Свободная нара и впрямь находилась возле параши. Это его ни в коей мере не устраивало.
— А где спишь ты?
Небритый ухмыльнулся:
— Здесь. Уже хочешь ко мне в кроватку?
Александр подумал: «С волками жить…» и, также неприятно усмехнувшись, сказал:
— Больше ты там не спишь.
— Эге, да у нашего щеночка зубы прорезались! — Человек поднялся со стула и скинул робу. Вдруг он неожиданно прыгнул вперед и влево. В правой руке его сверкнул нож. Не выпрямляясь, на полусогнутых ногах, он жонглировал ножом так, что было видно лишь сверкание стали. Александр сразу узнал мабогинскую школу, которая, как и другие, имела свои плюсы и минусы, и сказал:
— Для дилетанта ты неплохо владеешь мабогинским ножом.
Тем самым он дал понять противнику, что и сам знает эту школу, но тот лишь сверкнул глазами и двинулся вперед, ускоряя движение руки. Александр, не мудрствуя лукаво, схватил с нар небольшую подушку и швырнул ее в лицо небритому, одновременно ударив ему правой ногой под коленную чашечку. Из распоротой подушки полетели синтетические внутренности, а противник Александра отступил назад, припадая на левую ногу и держа нож перед собой. «Вот она, твоя ошибка!» — подумал Морозов.
Придав своему телу вращение налево, в прыжке правой ногой он выбил нож из руки противника и, извернувшись, словно кошка, левой ногой нанес второй удар в челюсть небритому. Нож ударился о стену и звякнул где-то в углу, а зэк стоял, покачиваясь, словно размышляя, куда ему падать. Наконец он рухнул навзничь. Александр переступил через него, подобрал в углу нож и протянул его формасу рукоятью вперед.
— Я думаю, здесь правом ношения оружия распоряжаешься ты.
Формас понял игру Александра. Тот показал, что достаточно силен, но не собирается претендовать ни на его власть, ни на принятые устои. Это его устраивало, формас взял нож и протянул руку для приветствия.
— Зови меня Оспан.
— Александр.
— Хорошо дерешься. Давненько я не видел таких точных ударов — Зуб так просто не вырубился бы.
— С детства занимаюсь, а потом попал на фронт в десант…
— Ну, я и гляжу — удар у тебя поставлен как следует…
Они болтали еще часа два. За это время Зуб пришел в себя и злобно таращился на новичка с угловой нары, периодически трогая то распухшую челюсть, то ушибленное колено. Потом был ужин из зажаренных подметок, после чего Александр с Оспаном сели играть в трехмерные шахматы. Формас быстро обеспечил противнику три разгромных мата, чем вызвал искреннее недоумение Морозова, считавшего себя неплохим игроком. Прозвенел громкий звонок, и выключили свет. В коридоре еще долго разносились крики, сопение, шаги надзирателей, но постепенно все стихло. Тюрьма погрузилась в тяжкий сон.
Александр не мог уснуть и размышлял над сложившейся ситуацией, ругая себя последними словами. Как же он попался на такую элементарную уловку?! Ну кто его тянул за язык?! Если бы не проболтался, то существовал пусть крохотный, но шанс, что его отпустят. Теперь не было даже такого. Хотя, по здравом размышлении, в любом случае Александр был претендентом номер один на продолжение работ профессора.
Даже если рассказать эсбэшникам обо всех, известных ему нюансах исследований Аллигана, все равно не отпустят — он знает слишком много. Теперь ему либо впаяют государственную измену и отправят гнить на Сен-Луис, либо сошлют на Корфу, дорабатывать идеи профессора до внедрения их в жизнь. В общем, куда ни кинь, всюду клин, поэтому Александр решил молчать. Служба безопасности не посмеет выпустить его из своих цепких лап, точнее то, что он держит в своей голове. Им позарез нужны эти знания. Да еще Василий удружил со своим минералом! Александр ничуть не обольщался насчет того, что его будут судить и дадут возможность оправдаться — когда дело доходило до государственной безопасности, то обходились любые законы. Значит, придется бороться за выживание любой ценой. С этими мыслями Александр уснул.
Под утро его разбудило ощущение какой-то опасности, рядом раздавался тихий шорох шагов, и тренированное тело среагировало мгновенно. Александр прижался к стене, его скулу пронзила режущая боль. Послышался глухой звук — что-то с силой вонзилось в жидкий тюремный матрас. Морозов молниеносно схватил руку, нанесшую удар, и, соскакивая с нар, рванул ее на себя, одновременно надавливая туда, где должен был находиться локоть. Раздался хруст, потом стон. Но противник вырвал покалеченную руку, а здоровой нанес такой удар в челюсть Александру, что у него полетели из глаз искры, размером с бурчуйских лягушек. На мгновение он потерял ориентацию, но потом, сообразив, откуда был нанесен удар, резким движением подошел к неугомонному противнику. Дальше он действовал автоматически: правая рука схватила гортань человека, а левая — волосы. Через секунду все было кончено.
Разбуженные обитатели камеры пытались разобрать, что происходит в темноте, впрочем, не слезая со своих нар. Наконец они увидели стоящего в центре Александра и лежащее на полу тело, казавшееся кучей тряпок. Формас Оспан присел над ним и, определив, что противник Александра мертв, велел двум сокамерникам положить его на нары, пробормотав при этом: «Зуб всегда был недоумком». Затем Оспан сказал:
