политические средства.
— Только политические или наряду с другими?
— Институт Африки, — ответил я ему, — совместно с учеными Южной Африки провел в Англии конференцию о путях развития ЮАР. Мы решительно выступили за ликвидацию апартеида с использованием политических средств.
— А если политические методы не дают результата? Если режим объявляет АНК террористической организацией и запрещает нас, то как тогда действовать? Я знаю про конференцию под Лондоном, английские газеты об этом писали и сделали вывод, что Советский Союз отказывается от поддержки АНК, — задиристо сказал Слово.
— Товарищ Слово, — ответил я, — мне пришлось возглавлять нашу делегацию на этой встрече, я выступил на ней с докладом. С полной ответственностью говорю вам, что наша позиция была совсем другой, мы заявили о неизменной поддержке нами АНК. Более того, мы подчеркнули, что конгресс борется за свободу не только черного, но и белого населения ЮАР. Английская газета „Санди экспресс“ затем опубликовала статью, в которой работа конференции была искажена до неузнаваемости. Это была заказная статья с целью вбить клин между нами и АНК.
— Это они делают часто, — примирительно согласился Слово. — И все-таки я вам откровенно скажу, новое мышление, как оно у вас сейчас излагается, не помогает, а мешает революционной борьбе, оно начисто забывает о борьбе классовой, о том, что на Земле еще немало народов подавляется империализмом, в том числе и в ЮАР.
На этом наша беседа закончилась. Я понимал, что ответить на все вопросы, заданные Слово в машине на пути от аэропорта в гостиницу, не представляется возможным. Во время съезда Слово несколько раз увозили на беседы в ЦК КПСС, на них меня не приглашали»[73].
Итак, идет февраль 1986 года. Во внешней политике еще мало перемен. А.Н. Яковлев еще только переехал из Оттавы, во главе Международного отдела ЦК КПСС все еще стоит Б.Н. Пономарев, Э.А. Шеварднадзе еще только чуть более полугода — министр иностранных дел, а из далекой Южной Африки приезжает человек, который открыто заявляет:
Чтобы уж не выглядеть на этом фоне совсем полными дураками, дополним эту картину хотя бы одним внутренним примером: «Один пожилой партиец из Смоленска рассказывал мне о посещении этого города в конце 80-х годов членом Политбюро, секретарем ЦК КПСС Е. Лигачевым. Мы уже тогда чуяли неладное, видели, куда гнет Горбачев, и поделились с сановным москвичом своими сомнениями. „Что вы, что вы, — прозвучало в ответ, — ведь это второй Ленин“»[74]. Ну, учитывая, что В.И. Ленин тоже брал от вражеской разведки, надо согласиться с Егором Кузьмичом.
Итак, наш эмиссариат относился к числу людей, чья деятельность только в малой мере финансировалась со Старой площади, но при этом они слабо и/или совершенно независимые от управления из Кремля. Они оставляли за собой право говорить, что им вздумается, или действовать вопреки воле М.С. Горбачева и К?. Отсюда с ними было гораздо больше проблем, чем со своими, на которых можно было еще найти какую-то управу. Посему их нужно было держать на большом удалении. От предательских деяний М.С. Горбачева, Э.А. Шеварднадзе, А.Н. Яковлева, В.А. Крючкова и В.М. Фалина пострадали вчерашние союзники: Даниель Ортега Сааведра (Никарагуа), Ладислав Адамец и Микеш Якеш (Чехословакия), Тодор Живков (Болгария), Эрих Хоннекер (ГДР), Николае Чаушеску (Румыния), Войцех Ярузельский (Польша), Наджиб (Афганистан).
Лорд Пальмерстон говорил, что у Англии нет постоянных союзников и врагов, но есть только постоянные интересы. Все с ним на словах соглашаются. За те годы мы потеряли своих друзей (обретя вместо них врагов), и теперь мы потеряли и свои интересы. А «демократы» по этому поводу зубоскалили:
Мы попытались очень схематично набросать эскизы для большого полотна, которое бы охватывало все стороны той сложной и кипучей политической жизни, каковой являлась вторая половина существования Советского Союза. Пока что нам удалось лишь собрать несколько примеров из политической практики и сгруппировать их по нескольким, хотя и далеко не случайным основаниям. Здесь есть еще большое поле для дальнейшей научной деятельности.
Так или примерно так советская система оказалась зажата между двумя жерновами: спереди был Запад, а в тылу — тесно взаимодействующий с ним и координирующий свои усилия слой диссидентов. Уловить эти тенденции было довольно сложно в силу целого ряда объективных и субъективных причин — это тема сама по себе отдельная, но прежде всего я бы назвал отсутствие в советском обществе высокой политической культуры, там просто никому и в голову не приходило, что кроме власти Советов на политическом пространстве СССР может находиться кто-то еще. Разобраться с этим было невозможно, потому что успех или провал тех или иных операций — это всегда предельно сложная интеллектуальная задача. Перед ее решением часто пасуют и люди, специально подготовленные. СССР не был свободен в том, чтобы внутри страны действовать без оглядки. Заботливо опекаемые со стороны КГБ («садовники из 5-го управления КГБ и их контрагенты из ЦРУ с помощью этой диссидентской культуры управляли внутренней политикой советской империи»[75]), диссиденты (как уличные, так и системные — в эшелонах власти) сковывали любую инициативу из Кремля. И это распространялось на все сферы: промышленность, культуру и литературу, науку… Особенно науку.
Вот о последней мы и расскажем ниже.
Шаг второй, интеллектуальный:
Идеологические штучки против науки
Без полной и правдивой информации у нас нет ни глаз, ни ушей, ни рук.
Это раньше информация обслуживала реальные дела.
Сегодня она и есть реальное дело.
Точка отсчета — 2: диалектика внутри диалектики
Тема настоящей главы — это некоторые вопросы, касающиеся науки, теории, методологии и отдельных методов образования и сознания. Причем мы обращаем внимание на диалектическую составляющую того, что происходит в сфере знания. Нас вновь интересует информационная война, но далеко не все ее аспекты, а весьма узкие: преимущественно в тех областях, которые имеют прикладное значение для управления государством. То есть, суммируя, можно сказать, что нас занимает удар
