тему, только речь в них, понятно, шла о реальных механизмах управления обществом, а не о некой идеальности его построения. Дальше H.H. Яковлев приводит несколько цитат из книг Н. Винера «Кибернетика» и «Творец и робот». Невозможно теперь узнать, где профессор H.H. Яковлев взял их, но если бы он брал эти книги в библиотеке, то там обязательно была бы еще одна книга этого автора — «Кибернетика и общество».
Чем обернулось пренебрежение подсказкой А.И. Солженицына, мы видим — общественный переворот в СССР и европейских странах социализма просто немыслим без социальной кибернетики. Впрочем, не отрицая прямо, наши ведущие специалисты в этой области не торопятся признать это за факт. С момента окончания перестройки минуло уже больше десятка лет, а нет ни одного труда на такую интересную тему. Самое удивительное, что сама ситуация с перестройкой наилучшим образом может быть объяснена именно с точки зрения социальной кибернетики. Даже наш информационно-аналитический подход все равно остается на втором месте и не так привлекателен. Ведь что может быть интереснее темы, как из гордой («самый непокорный на земле народ!» — характеристика русского народа А. Даллеса из его знаменитой доктрины) нации нас превратили в жалких рабов, из свободных рабочих и крестьян в зависимых люмпенов. Может быть, здесь нет
Ее, как и всякую другую подлинную науку, коммунистические жрецы не жаловали. Да, учеными были созданы отдельные лаборатории и проводились исследования, но в высоких парткабинетах это не вызывало любви, а скорее, наоборот, подозрение… Хотя социологи и смогли найти что-то у К. Маркса по этому поводу и каждую свою работу они открывали соответствующей, как и полагалось, цитаткой, но положительных эмоций у партбоссов быть не могло. А на каждого настоящего ученого, а не халтурщика, у которого реально полученные данные расходятся с установками последнего съезда, смотрели как на полудиссидента. А если того еще и на каком-нибудь международном конгрессе похвалят за интересную гипотезу? Ох, подозрительно все это… «Социология в те годы еще не была признана у нас серьезной научной дисциплиной: речь шла лишь о „буржуазной социологии“, которая резко критиковалась. (…)
До середины 60-х годов в СССР отношение к социологии было чуть ли не враждебным — ее считали не то лженаукой, не то „прислужницей буржуазии“, как в свое время кибернетику. Официальная идеология имела на это несколько веских причин, и главная из них — убежденность в том, что нет никакой нужды в специальной науке об обществе, поскольку все необходимые закономерности общественного развития раз и навсегда открыты и сформулированы в философии исторического материализма. При этом совершенно игнорировалось то, что основные положения этой теории были слишком общими для решения огромного множества задач, которыми призвана заниматься социология»[118]. Ну, хоть так, раз иначе нельзя…
Одно из направлений созданного
Естественно, мы не будем ее здесь пересказывать, а только укажем, что винят уцелевшие социологи некоего тогдашнего секретаря Московского горкома партии по идеологии В.Н. Ягодкина и куратора института от аппарата ЦК некоего Г.Г. Квасова. Эти «штирлицы» выискивали предлоги в борьбе с учеными. Поводы находились к каждому свои: Ю. Левада читал и потом опубликовал «Лекции По социологии». Им же издана книга «Моделирование социальных процессов». Нашли что-то не то — уволили. А.Г. Здравомыслов написал книгу «Методология и процедура социологических исследований», где опубликовал бюджет времени партийного работника, — оказывается, тем самым нарушил секретную инструкцию, о существовании каковой он, естественно, не знал, — выгнали из Ленинградской ВПШ.
Потом все же нашла коса на камень: товарищ второй секретарь МГК «нарвался» на зятя председателя Совмина СССР: «Середина 70-х годов была периодом разгула идеологической дубинки в лице тогдашнего секретаря горкома партии по идеологии Владимира Николаевича Ягодкина. Расправившись с такими академическими институтами, как Институт истории СССР, Институт экономики, Центральный экономико-математический институт, Институт философии, с журналом „Вопросы философии“, он решил взяться за ежегодник „Системные исследования“»[122]. Директор Института системных исследований Д.М. Гвишиани сам редактировал ежегодник, и он не мог потерпеть, чтобы там выискали «крамолу». Летом 1975 г. В.Н. Ягодкин был уволен.
Американцы же, в свою очередь, внимательно глядели со стороны на происходящие коллизии в советской науке. И смогли дать точные оценки. Первой книгой по советской социологии явилось исследование сотрудника RAND Corporation Г. Фишера[123]. Советологами давались весьма четкие оценки ущербности науки и процветания идеологии. Так, в статье «Советологи» о проблемах советской науки[124] приводятся следующие оценки: Д. Гелдман (Heldman): «Советская марксистская идеология, диалектический материализм неотъемлемо враждебны науке и научной практике» (Heldman D.C. The Need for Controls // Problems of Communism. 1967. Jan./Febr. P. 69); П. Уайлз (Wiles): «Общественная наука наверняка потрясет коммунизм до основания. Подъем общественной науки — важный компонент… конца идеологии» (Wiles Р. Convergence Possibility and Probability // Planning and market in the USSR the 1960s. New Brownswick, 1967. P. 98); 3. Кац (Katz) в статье «Социология в Советском Союзе»: «…Общественная наука подрывает позиции марксизма-ленинизма» (Problems of Communism. 1971. May/June. P. 39).
Зачем мы вам рассказываем о какой-то узкой области гуманитарной науки? А затем, что, когда подошло время, Ю.В. Андропов мог с чистым сердцем сказать: «Мы не знаем общества, в котором живем». И здесь он лукавит — он к тому времени прекрасно знал и общество, и то, как его переделать. Он к тому времени сделал все, чтобы сосредоточить в своих руках это знание. А мы, те, кому нужно это было знать, ни о чем и ведать не ведали…
Значительной была когорта социологов, которым не давали возможности заниматься наукой в Союзе, и они просто-напросто были вынуждены эмигрировать на Запад. Среди них: В.Э. Шляпентох, проводил исследования мнений читателей; A.B. Жаворонков, специалист в области массового сознания, общественного мнения, в ИСИ с 1968 г.; Б.И. Шрагин, философ, в 1974 г. эмигрировал в США, работал на радио «Свобода».
Как хорошо известно, они являются только частью общей социологии и выступают, по сути дела, обратной связью от объекта социального управления к субъекту. Судьба их была незавидна изначально: «…Работы, связанные с изучением социологических проблем печати и общественного мнения, пошли на убыль и к 1930-м годам прекратились…»[125]. И к середине 1980-х годов их состояние было все еще неудовлетворительным. Вот как их оценивает доктор исторических наук С.В. Цукасов: «На июньском (1983 г. —
