очень красивые и очень дорогие туфли из черной телячьей кожи, украшенные маленькими черными бантиками. Ее черное платье с рукавами из легкой прозрачной ткани и тремя пышными оборками вдоль подола хотя и выглядело довольно скромным, однако отнюдь не соответствовало облику почтенной пожилой леди. Длинные ногти Аманды были покрыты ярко-красным лаком, глаза и губы накрашены, от дамы исходил густой аромат духов «Шанель № 5». — О, просто восхитительный домик.
— Грэди, у вас прекрасный дом, — сказал Фред Лир.
Я обвел взглядом комнату. Мебель вернулась на свои места, и в гостиной воцарился обычный беспорядок, отличавшийся строго продуманным отсутствием симметрии в расстановке стульев, пуфиков и скамеечек для ног. Оставшегося свободного пространства едва хватало, чтобы человек моих габаритов мог протиснуться к камину и к деревянной лестнице, ведущей на второй этаж. Вместо картинок со сценами утиной охоты, пасторальных пейзажей и пожелтевших иллюстраций, вырезанных из сельскохозяйственного календаря-справочника с изображением старинных сенокосилок и веялок, которые, казалось, просились на стены, обшитые шероховатыми сосновыми панелями, дом был забит репродукциями картин Элен Франкентейлер и Марка Шагала, открытками с панорамными видами Иерусалима и Питсбурга, плакатами Дианы Эрбуз и фотографиями, на которых были запечатлены дети и родственники Воршоу: выпускной бал, церемония бар-мицваха, свадьба кузена Эндрю Эйбрахама. Над камином висели две отвратительные копии с полотен Миро — школьное творчество Деборы. На инкрустированном комоде из орехового дерева валялся спутанный клубок колючей проволоки, считавшийся аллегорической композицией под названием «Израиль». На журнальном столике лежала забытая доска для «Скрэббла», на разграфленном поле, точно на алфавитном круге для спиритического сеанса, было набрано ОВУЛЯЦИЯ и СПРИНЦОВКА — словосочетание, похожее на таинственный совет, оставленный добрыми духами. На тумбочке возле телевизора стояло две вазочки с растаявшим мороженым.
— Это дом моего тестя. Мы приехали на выходные.
— Ваша теща очень добрая женщина, — воскликнула Аманда Лир. — Она
— Кхе… да… они очень хотели познакомиться с вами. Но, знаете, все так устали… у нас сегодня был небольшой праздник. Они просили извиниться, что не дождались вас.
— О, нет, нет, это мы должны извиниться за опоздание. — Фред Лир вскинул руку и, отогнув рукав своего элегантного смокинга, взглянул на часы. Я мгновенно узнал золотые часы «Хамильтон» с удлиненным циферблатом в стиле «арт-модерн», с которыми Джеймс иногда появлялся на занятиях и нервно накручивал колесико, если товарищи накидывались на него с особенно жестокой критикой. — Боже мой, на целых два часа.
— Мы не смогли уехать так быстро, как нам хотелось, — вставила Аманда. — Видите ли, сегодня день рождения Фреда, и мы решили устроить вечеринку в гольф-клубе. Мы готовились к ней целый год. О, это была славная вечеринка.
— Извините, в каком гольф-клубе вы праздновали? — спросил я, хотя заранее знал ответ. Они принадлежали к тем, кого Джеймс окрестил «богатыми ублюдками».
— В клубе Сент-Эндрю, — сказал Фред. — Мы живем в Суикли-Хайтс.
Итак, все эти загадочные вспышки молний, озаряющие грозовые небеса в рассказах Джеймса Лира, и трагические мотивы, связанные с лицемерием и похотью, таящейся под маской католицизма, — тоже чистый вымысел, одна сплошная фальшивка.
— А теперь, — Аманда сделала шаг вперед, сладкая пресвитерианская улыбка сползла с лица пожилой дамы, — я бы хотела знать, где он.
— Наверху. Спит. Думаю, он не знает, что вы приехали. Я сейчас схожу за ним.
— О, нет, я
— И все же позвольте мне. — Я отступил к лестнице, уловив в голосе Аманды угрожающие нотки, как будто она собиралась схватить Джеймса за ухо, выволочь из постели, протащить вниз по лестнице, выпихнуть на улицу и затолкать в поджидавший у ворот «мерседес». Я уже начал сомневаться, стоило ли вообще звонить родителям Джеймса. Он был достаточно большим мальчиком. Люди в его возрасте имеют право напиваться до потери сознания. Я даже готов был поспорить, что иногда им следует это делать. — Там наверху масса комнат. Ха-ха-ха. Вы можете разбудить не того человека.
— О, да-да, конечно, Грэди, вы абсолютно правы. — Ласковая улыбка вернулась на место. — Мы лучше подождем здесь.
— Ах, Грэди, как неловко, мы доставляем вам столько хлопот. — Фред удрученно покачал головой. — Хотелось бы мне знать, что происходит с нашим Джеймсом.
—
— Ну, он, без сомнения, очень любит кино, — сказал я.
— О, я вас умоляю, давайте оставим эту тему, — отрезала Аманда.
— Давайте оставим, — сказал отец Джеймса. Он улыбнулся, пытаясь превратить разговор в шутку, однако я уловил в его голосе умоляющие нотки.
— Ладно, пойду позову Джеймса. — Я начал взбираться по скрипучим ступеням. — Да, Фред, с днем рождения.
— Спасибо, Грэди.
Я нашел Джеймса на верхней площадке лестницы. Он уже успел натянуть свой длинный черный плащ и стоял возле перил, поджидая меня, словно я был палачом, явившимся за узником, чтобы отвести его к месту казни.
— Я не хочу с ними ехать.
— Послушай, Джеймс, — начал я шепотом. На площадке было еще три двери, из-под которых пробивались яркие полоски света, и мне совершенно не хотелось, чтобы все обитатели дома выскочили из своих комнат. Взяв Джеймса за плечо, я слегка подтолкнул его в сторону ванной, потом сам юркнул внутрь и запер дверь. — Послушай, приятель, думаю, тебе лучше вернуться домой.
— Со мной все в порядке. Я очень хорошо провел время.
— Я бы сказал,
Он не смотрел на меня.
— Джеймс. — Я положил руку ему на плечо, чувствуя, что нарушаю какое-то очень важное обещание, которое дал ему на определенном этапе нашего путешествия, начавшегося двадцать четыре часа назад. Я бы многое отдал за то, чтобы вспомнить, что это было за обещание. — Послушай, сейчас у меня сложный период, и… со мной происходят странные вещи… Понимаешь, я должен принять очень важные решения. Я… видишь ли, я и сам запутался… немного. Мне и так приходится отвечать за очень многие мои поступки… и я не мoгy взваливать на себя дополнительную ответственность… если еще и с тобой случится что-нибудь плохое… Джеймс, я серьезно — поезжай домой.
— Это не мой дом, — бросил он холодно.
— Нет? А где же он в таком случае? В Карвеле? — Я снял руку с его плеча. — Или, может быть, твой дом находится в Сильвании?
Джеймс опустил голову и уставился на свои тяжелые черные башмаки. Снизу доносились приглушенные голоса двух стариков, поджидавших нас в гостиной.
— Джеймс, зачем ты мне все это наговорил?
— Не знаю, — он вздохнул. — Правда, я не знаю. Извините. Пожалуйста, не заставляйте меня идти сними.
— Джеймс, они же твои родители.
— Нет, — он вскинул голову. — Они мне не родители. — Глаза Джеймса округлились. — Они мои бабушка и дедушка. Мои родители умерли.
— Бабушка и дедушка? — Я опустил крышку стульчака и уселся на унитаз. После упражнений на кладбище укушенная лодыжка снова начала ныть, а затхлая вода, по которой я шлепал, пробираясь на задний двор, испортила повязку Ирвина. — Я тебе не верю.
— Клянусь. У моего отца был собственный самолет. Мы на нем летали в Квебек. Он был родом из Канады. Честное слово. У нас был дом в районе Канадского плато. А однажды они полетели без меня.
