медленно кружащееся в свете мощных ламп, расположенных по бокам сцены. Когда Крабтри пихнул его локтем в бок, Джеймс подскочил, словно его ударило током. «Он учится в моей группе», — прошептала своему соседу Кэрри Маквирти. Джеймс повернулся лицом к публике. Все пятьсот человек, заполнивших партер, и пятнадцать человек, устроившихся на балконе, уставились на Джеймса Лира. Он тревожно озирался по сторонам, словно испуганный ребенок, окруженный стаей голодных голубей. Желтый пиджак Крабтри свободно болтался на его тощих плечах, худые запястья на несколько дюймов вылезали из слишком коротких рукавов. Грубые черные ботинки и фланелевая рубаха в красную клетку придавали ему неряшливый вид бродяги. Он был похож на огородное чучело, которое сняли с шеста и повесили на гвоздь в сарае. Ликование в зале пошло на убыль, аплодисменты становились все жиже и наконец совсем смолкли. В Тау-Холле наступила мертвая тишина, но Джеймс по-прежнему стоял перед притихшей публикой, неловко переминался с ноги на ногу и пугливо озирался по сторонам, как человек, который чувствует подступающую к горлу тошноту и ищет, куда бы убежать. Все происходящее мало походило на кадр из какой-нибудь голливудской мелодрамы про несчастного мальчугана, который из изгоя, не вызывавшего у окружающих ничего кроме раздражения и желания подшутить над противным одноклассником, вдруг превращается в героя дня, которому аплодирует вся школа. Восторг его бывших мучителей сам по себе превратился для него в невыносимую муку.
— Джеймс Лир. Чудной парень, — доверительным тоном сообщила своему соседу Кэрри Маквирти, — так сказать, гуманоид с неизвестной планеты, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Эй, Джеймс, поклонись, — крикнула Ханна Грин. Аудитория разразилась хохотом. Джеймс сделался пунцовым. Он еще секунду постоял перед публикой, как испуганный гуманоид с неизвестной планеты, затем раскинул руки и поклонился — это был первый поклон, который ему пришлось совершить, превратившись в вундеркинда. Затем он на негнущихся ногах проковылял на свое место, сел и закрыл лицо обеими руками.
Вальтер Гаскелл торжественно откашлялся.
— И последнее, но, вероятно, не менее важное известие, — начал он дрожащим от нетерпения голосом: — Терри Крабтри, издательство «Бастион», также решил опубликовать мою книгу «Брак по- американски: закат и крушение», отрывки из которой некоторым из вас хорошо знакомы.
На Вальтера обрушились восторженные и совершенно искренние аплодисменты без какого-либо намека на лесть или подобострастие. Крабтри похлопал Джеймса по спине, положил руку на плечо и на мгновение прижал к себе — еще одна успешно проведенная операция и очередной захватывающий сюжет, написанный водянистым пером Терри Крабтри. Вальтер поклонился, легко и изящно, поблагодарил технический персонал и студентов-волонтеров, помогавших в работе конференции, и объявил Праздник Слова закрытым. В зале зажегся свет. Писатели поднялись со своих мест и, словно стая растревоженных летучих мышей, повалили к выходу.
— Профессор, вы идете? — спросила Кэрри. — Мистер К. устраивает прощальную вечеринку в доме Гаскеллов. Он лично меня пригласил. — Она скромно потупила глаза.
— Нет, думаю, что нет. — Я придвинулся к перилам балкона и взглянул вниз. Джефф вел Ханну по проходу, его рука лежала у нее на талии. Они присоединились к группке студентов, которые плотным кольцом окружили Джеймса. Он принимал поздравления, растерянно улыбался и нервно одергивал слишком короткие рукава желтого спортивного пиджака Терри.
— А-а, понятно, — протянула Кэрри. — Ну, тогда я пойду. До свидания, профессор Трипп.
— До свидания, всего доброго, Кэр… — И тут я увидел Сару. Она стояла в конце прохода и, как мне показалось, смотрела прямо на меня. Я изо всех сил замахал рукой и поднялся, собираясь бежать вниз. Но Сара вдруг резко повернулась и вышла из зала.
Я опустил руку, выдавил слабую улыбку и посмотрел на Кэрри. Она тоже развернулась и направилась к выходу. Я проводил ее взглядом и плюхнулся в кресло, словно тяжело больной человек, который с трудом дотащился до постели. Голоса в вестибюле постепенно стихли. Тау-Холл опустел. В дверях появился Сэм Тракслер с большим черным мешком для мусора. Сэм прошел вдоль рядов, собрал забытые программки и снова исчез. Я остался один. Я потерял все: роман, друга, редактора, жену, любовницу и моего лучшего студента; я лишился всего, чего достиг за последние десять лет жизни. У меня нет ни семьи, ни друзей, ни машины, и, вероятно, после этих выходных у меня не будет работы. Я закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. В кармане пиджака что-то зашуршало. Я засунул руку в нагрудный карман, пальцы провалились в дыру на подкладке. Я нащупал маленький пластиковый пакетик с марихуаной. Пакетик был теплым. Я достал его и крепко сжал в кулаке.
Внизу послышался скрип открывающейся двери. Сэм вернулся в зал с пылесосом. Он размотал шнур, воткнул вилку в розетку и наклонился, собираясь включить пылесос.
— Эй, Сэм, — позвал я его. — Привет.
Сэм разогнулся и посмотрел наверх. Он не удивился, словно давно привык к тому, что в опустевшем зале кто-нибудь обязательно позовет его с балкона.
— О, привет, профессор Трипп.
— Сэм, ты куришь травку?
— Только когда работаю.
Я перегнулся через перила балкона, прицелился и швырнул пакетик, стараясь придать моему движению силу и резкость, как будто кидаю дротик или бумажный самолет. Пакетик запутался в складках драпировки, свисающей с перил балкона. Я подстраховался, зацепившись правой ногой за ручку кресла, потом нагнулся как можно ниже и хорошенько встряхнул пыльную бархатную оборку. Пакетик плавно полетел вниз, точно сорвавшийся с дерева осенний лист. Сэм подошел к тому месту, куда приземлился мой подарок, нагнулся и поднял его. Теперь у меня не осталось ничего.
— Ни фига себе! — Сэм вытаращил глаза. — Профессор, вы не шутите?
Я заверил его, что это не шутка. Неожиданно воздух вокруг меня сгустился и наполнился мерцающими огоньками, во рту появился солоноватый привкус крови, в ушах зашумело, как будто кто-то приложил к моей голове две огромные морские раковины.
«Ой!» — выдавил я, балансируя на перилах, словно большой концертный рояль, который при неудачной попытке втащить его в дом через окно застрял на подоконнике второго этажа. Затем дело сдвинулось с мертвой точки. Трудно сказать, что нарушило мое шаткое равновесие: на тела вроде моего, обладающие столь внушительными размерами и массой, распространяются те же загадочные законы гравитации, которые действуют на океанские приливы и становятся причиной тектонических сдвигов. Если бы я рухнул в зал, мое тело заполнило бы все пятьсот кресел и растеклось по Тау-Холлу, как Мононгахила в весеннее половодье. Справедливости ради стоит заметить: в тот короткий миг, прежде чем потерять сознание, я успел подумать, что открывшаяся перспектива выглядит крайне заманчивой. В следующее мгновение я качнулся вперед, сгреб обеими руками бархатную оборку и заскользил вниз.
Ворот рубашки натянулся и сдавил мне шею. Верхняя пуговица отскочила и больно ударила меня по щеке. Какая-то неведомая сила медленно втянула меня обратно и повалила на спину. Холодная рука легла мне на лоб. Прежде чем навсегда закрыть глаза, я увидел лицо Сары. Оно смотрело на меня с какой-то непонятной, головокружительной высоты.
— Грэди, ты рехнулся? — спросила Сара. — Что ты делаешь, идиот?
Я открыл рот, чтобы попытаться ответить на ее вопрос, но из этого ничего не вышло. Прозвучавшая в голосе Сары ласковая интонация дала мне слабую надежду, я почувствовал острую боль в груди, когда сердце, мой последний оставшийся в живых орган, вздрогнуло и раскрылось навстречу надежде.
Я взлетел, как воздушный змей, подъем сопровождался легкими рывками и толчками — тонкая серебристая нить, протянувшаяся между мной и бренными останками Грэди Триппа, время от времени натягивалась и нарушала мое плавное движение. Подо мной раскинулся Питсбург с его кирпичными домами, черными асфальтовыми дорогами и высокими железными мостами; в долинах между холмами лежал туман, город был наполовину скрыт дождем. В моих волосах запутались птицы. Лицо обледенело, на подбородке, точно колючая щетина, повисли сосульки. Клянусь, я ничего не придумываю — так все и было. Я услышал голос Сары, зовущий меня по имени. Я взглянул вниз, сквозь туман и пелену дождя, которой была окутана моя земная жизнь. Я увидел Сару Гаскелл, стоящую на коленях возле моего тела. Она склонилась надо мной и своим дыханием наполнила мои легкие. Ее дыхание было жарким и кисловато-сладким на вкус, от него
