Сэмми резко развернулся и пошел назад к стеклянным дверям «Эксцельсиора». Незакуренная сигарета так и осталась в его пальцах.
— Ну вот, он так с талоном на еду и ушел.
— Он выглядел чертовски расстроенным, — сказал Джули Гловски. — Не стоило вам, ребята, так его доставать.
Джули уже был на ногах. Осушив последний дюйм кофе из своей чашки, он пустился следом за Сэмми.
В максимально быстром темпе, какой только могли развивать хилые ноги Сэмми, они направились к конторам «Фараон Комикс» в одном из бродвейских небоскребов, где Сэмми служил главным редактором.
— Что ты намерен делать? — спросил у него Джули. Туман, что все утро покрывал город, так и не развеялся. Пар изо ртов старых приятелей словно бы впитывался в общую серую пелену хмурого утра.
— Ты о чем? Что я могу сделать? Если какой-то придурок хочет прикинуться Эскапистом, он имеет на это право.
— Так ты не думаешь, что это
— Не-а.
Они поехали вверх в скрежещущей железной клетке лифта. Едва войдя в конторы, Сэмми, казалось, с нескрываемым содроганием стал их изучать: истертый и исцарапанный бетонный пол, голые белые стены, накрашенные, черные от копоти балки потолка.
Здесь был не первый штаб их компании. Все начиналось с апартаментов из семи больших комнат, где все, от кранов в туалете до целой команды грудастых секретарш, казалось хромированным и было оплачено деньгами, которые Джек Ашкенази прикарманил в 1943 году, когда Шелдон Анаполь выкупил его долю. Ашкенази затем вложил миллионы в авантюру с канадской недвижимостью, основываясь на своей странной вере в то, что после войны Канада и Соединенные Штаты сольются в единое государство. Когда, к его вящему изумлению, ничего такого не произошло, Ашкенази вернулся назад к источнику своего все еще значительного состояния: костюмированному герою. Он снял роскошные конторы на западной Сорок восьмой, нанял кое-кого из лучших авторов и художников «Эмпайр» и велел им сделать звезду из персонажа собственного производства: легендарного Фараона, реинкарнированного правителя Египта, который щеголял затейливым головным убором Тутанхамона, металлическими полосками на руках и набедренной повязкой, изготовленной, по всей видимости, из железобетона. В таком вот фактически полуголом виде Фараон отправился одолевать зло посредством своего магического Скипетра Ра. Авторы и художники нагрузили туда вагон и маленькую тележку еще более неправдоподобных героев и героинь — Землемена (с его сверхчеловеческой властью над скалами и почвой), Снежного Филина (с его «сверхзвуковым уханьем») и Катящейся Розой (с ее сияющими красными коньками). Таким образом, страницы девяти начальных изданий «Фараон Комикс» оказались заполнены так, что будьте-нате. К несчастью, Джек Ашкенази сделал серьезные капиталовложения в костюмированного героя как раз в то самое время, когда интерес читателей к данному жанру начал стремительно падать. Поражение тех реальных суперзлодеев, что пожирали мир, Гитлера и Тохи, заодно с их приспешниками, оказалось в той же мере катастрофичным для продажи «героев в нижнем белье», в какой сама война служила источником энергии и сюжетов. Демобилизованным капитанам и солдатам, что еще совсем недавно завязывали морскими узлами артиллерию Круппа или, точно от мошек, отмахивались от «зеросов» над Коралловым морем, оказалось очень тяжко справляться с довоенными задачами обламывания компаний угонщиков автомобилей, спасения детей и выявления зачинщиков нечестных драк. В то же самое время новый негодяй, беззаконный ублюдок Сатаны и теории относительности, уже появился, чтобы набрасывать свою мутную, неистовую пелену даже на самых могучих героев, которым, казалось, уже нельзя было полностью гарантировать того, что каждому из них найдется мир, чтобы его спасти. Вкусы вернувшихся домой солдат, которых еще на войне, наряду с партиями шоколадных батончиков и сигарет, зацепили регулярные поставки комиксов, востребовали более мрачной, более «взрослой» диеты: в моду вошли подлинно детективные комиксы, за ними последовали любовные романы, «хоррор», вестерны, научная фантастика; короче говоря, все, кроме костюмированных героев. Миллионы непроданных экземпляров комикса «Фараон #1» и восьми его собратьев по ассортименту вернулись назад от распространителей; через год ни одно из шести оставшихся изданий не приносило ни малейшей прибыли. Предчувствуя катастрофу, Ашкенази перебрался в деловую часть города, уволил своих дорогостоящих талантов и перешел в режим жесткой экономии, реконструируя ассортимент согласно программе удешевления и рабского подражания, трансформируя свое предприятие в нечто скромно- успешное вроде «Пикант Пабликейшнс», третьесортного издательства бульварных журнальчиков, прибежище отступников, халтурщиков и дешевых имитаторов, с которого он начинал свою карьеру издателя в скудные годы Депрессии, еще до того, как два молодых глупца выложили прямо ему на руки Эскаписта. Однако гордость Джека Ашкенази так никогда и не восстановилась от этого удара судьбы. В целом ощущаясь как крах Фараона заодно с канадским фиаско, такой поворот событий отправил Ашкенази вниз по пути упадка, два года тому назад закончившегося его скоропостижной смертью.
Сэмми пересек мрачное пространство мастерской по пути к своему кабинету. Джули секунду поколебался, прежде чем войти следом. Запрет на вход в кабинет Сэма Клея, не считая случаев срочной семейной необходимости, был абсолютным и неукоснительно соблюдаемым. Выплески лихорадочного сочинительства, в течение которых Сэмми мог за один-единственный вечер настучать на целый год «Медных кулаков» или «Странного свидания», славились не только в конторах «Фараона», но и по всему коллегиальному мирку людей комиксов Нью-Йорка. Сэмми вырубал свой интерком, снимал телефонную трубку с рычага, а порой даже забивал себе уши ватой, парафином, кусочками пенорезины.
Последние семь лет Сэмми печатал сценарии комиксов: истории костюмированных героев, любовные романы, «хоррор», приключения, детективы, научную фантастику и фэнтези, вестерны, морские рассказы, библейские истории, пару выпусков «Иллюстрированной классики»,[11] подражания Саксу Ромеру, подражания Уолтеру Гибсону подражания Г. Райдеру Хаггарду, рассказы из истории обеих мировых войн, Гражданской войны, Пелопонесской войны и наполеоновских войн; в общем, занимался всеми жанрами, кроме потешных зверьков. На потешных зверьках Сэмми провел черту. Успех торговли этими трехпалыми, ублюдочными заимствованиями из мира мультяшек с их нафталинными гэгами и детскими выходками был одним из тысяч мелких ерундовинок, что разбивали ему сердце. Сэм Клей был неистовым, даже романтическим тружеником пишущей машинки, склонным к крещендо, диминуэндо, плотным и колким арпеджио, способным выдавать по девяносто слов в минуту, когда поджимали сроки или радовало развитие сюжета. За долгие годы мозг Сэмми сделался инструментом, настроенным на производство в высшей степени конвенциональных, строго формалистичных, вполне миниатюрных эпосов от восьми до двенадцати страниц длиной, которые он без особых усилий мог настукивать, в то же самое время не переставая курить, говорить, смотреть бейсбол и постоянно поглядывать на часы. Со времени своего возвращения к комиксам Сэмми уже довел две пишущие машинки до состояния оплавленных груд сварочного железа и отдельных пружин. Когда он вечером укладывался в постель, разум его, точно у робота, продолжал работать. Таким образом, пока Сэмми спал, его сновидения зачастую излагались на панелях комиксов, перебиваясь сюрреалистической рекламой. Когда же он утром просыпался, то обнаруживал, что бессознательно сварганил достаточно матерьяльца для полного выпуска одного из журналов.
Теперь Сэмми решительно сдвинул свой последний «ремингтон» в сторону. В самом центре квадратного куска промокашки, свободного от пепла и пыли, Джули Гловски увидел маленький латунный ключик. Сэмми взял этот ключик и подошел к большому деревянному шкафу, утыренному из благополучно скончавшейся фотографической лаборатории на нижнем этаже здания.
— У тебя есть костюм Эскаписта? — спросил Джули.
— Угу.
— А где ты его взял?
— У Тома Мейфлауэра, — ответил Сэмми.
Он рылся внутри шкафа, пока не вытащил оттуда продолговатую синюю коробку с кривоватой надписью «ПРАЧЕЧНАЯ РУЧНОЙ СТИРКИ КИНГА ФАТА». С одного боку коробки кто-то зачем-то жирным карандашом вывел слово «БЭКОН». Сэмми потряс коробку, и что-то глухо затрещало внутри; вид у него стал озадаченный. Тогда он открыл коробку, и оттуда в сторону окна выпорхнула желтая карточка размером со