почувствовал себя могущественным как Эскапист, струящийся мистическими тибетскими энергиями своего гнева.
— Бесполезен, — буркнул он.
— Кто?
— Я.
— Брось, Джо, не надо так говорить.
— От меня никакого толку, — сказал Джо и вдруг почувствовал, что должен уйти из бара. Он больше не хотел сидеть тут, пить и рыдать. Ему хотелось что-нибудь сделать. Непременно должно было что-то такое найтись. Ухватив Сэмми за рукав куртки, Джо едва не вышвырнул его из кабинки.
— Давай, — сказал он. — Пошли отсюда.
— А куда мы пойдем? — спросил Сэмми, поднимаясь.
— Не знаю, — ответил Джо. — На работу. Я хочу работать.
— Но ведь ты… хотя ладно, — сказал Сэмми, заглядывая Джо в глаза. — Пожалуй, это неплохая мысль. — Выйдя из «Лонгчампса», они забрели в прохладно-зловонный сумрак подземки.
На платформе для идущих на юг поездов в нескольких футах от кузенов стоял мрачный, сердитый джентльмен. То ли по покрою его одежды, то ли по какой-то неопределенной эмиссии от его глаз, подбородка или прически Джо с уверенностью опознал в нем немца. Джентльмен очень неприветливо на них поглядывал. Даже Сэмми впоследствии вынужден был согласиться, что поглядывал он на них неприветливо. Этот теоретический немец словно бы сошел с панели Джо Кавалера — мощный и как-то жестковато, по-волчьи красивый, одетый в превосходный костюм. Пока ожидание поезда все тянулось, Джо решил, что ему категорически не нравится та надменная манера морального и физического превосходства, в какой возможный немецкий фашист на него смотрел. Он обдумал несколько возможных способов (как на английском, так и на немецком) выражения своих чувств на предмет этого мужчины и его неприветливого взгляда. Сделав в итоге выбор в пользу более общепонятного способа, Джо словно бы невзначай сплюнул на платформу между собой и предполагаемым сотрудником гестапо. Плевок в общественном месте был в то время вполне обычен в городе заядлых курильщиков. А потому жест Джо мог бы остаться безопасно двусмысленным, не перелети его снаряд чуть дальше нужной отметки. Комок слюны угодил точнехонько на носок ботинка крепкого мужчины.
— Ты что, на него плюнул? — удивленно спросил Сэмми.
— Чего? — переспросил Джо, и сам несколько удивленный. — Ну да, плюнул.
— Он это не всерьез, мистер, — сказал Сэмми мужчине. — Просто он сейчас малость расстроен.
— Тогда он извиняется, — не так уж неразумно предложил мужчина. Его сильный акцент был без вопросов немецким. А извинений он ожидал с видом человека, привыкшего получать извинения, когда он их требует. Немец сделал шаг к Джо. Он был моложе, чем Джо на первый взгляд показалось, и еще более импозантен. Кроме того, у мужчины был вид умелого кулачного бойца.
— Черт побери, Джо, — негромко пробормотал Сэмми. — По-моему, это Макс Шмелинг.
Кроме них троих на платформе стояли другие люди, и они проявили к происходящему интерес. Последовал оживленный спор о том, является ли мужчина, которому Джо плюнул на ботинок, Максом Шмелингом, Черным Быком Улана, экс-чемпионом мира по боксу в тяжелом весе, или нет.
— Извините, — вроде как всерьез буркнул Джо.
— Как? — переспросил мужчина, прикладывая чашечку ладони к уху.
— Пошел к черту, — рявкнул Джо, на сей раз уже абсолютно искренне и всерьез.
— Му-до-звон, — раздельно произнес мужчина, проявляя большую заботу о своем английском. С боксерской стремительностью он подтолкнул Джо к железному столбу, одной рукой обхватил его за шею, а другой нанес резкий удар в живот. Из Джо разом вылетел весь дух, он качнулся вперед и боднул подбородком бетонную платформу. Глазные яблоки словно бы болтанулись и застряли в глазницах. В груди у него какому-то подонку вдруг вздумалось раскрыть зонтик. Лежа на пузе и по-рыбьи не моргая, Джо прикидывал, сумеет ли он в этой жизни сделать хотя бы еще один вдох. Затем он, никуда особенно не торопясь, испустил долгий, глухой стон, тем самым проверяя мышцы диафрагмы. Наконец Джо удалось сказать «ух-х». Опустившись рядом на корточки, Сэмми помог ему привстать на одно колено. Джо заглатывал неравномерно и непомерно большие клочья воздуха. Немец повернулся к другим людям на платформе и поднял руку — то ли бросая вызов, то ли, как показалось Джо, ища оправдания. В конце концов, все видели, как Джо плюнул ему на ботинок. Затем дюжий мужчина повернулся и зашагал прочь, в дальний конец платформы. Подошел поезд, люди туда сели, и тем все и закончилось. Когда они вернулись в Мазила-студию, Сэмми по просьбе Джо не сказал ни слова про его отца. Зато охотно поведал всем-всем- всем, что его кузену надрал задницу сам Макс Шмелинг. Джо удостоился несколько ироничных поздравлений. Его проинформировали, какой он счастливчик, что получил по рогам от Черного Быка Улана.
— Когда я еще раз этого парня увижу, — к собственному удивлению отозвался Джо, — я ему точно полный рюкзак накидаю.
Впрочем, Джо больше ни разу не довелось встретиться ни с Максом Шмелингом, ни с его двойником. Так или иначе, есть немалые основания считать, что Шмелинг был тогда вовсе не в Нью-Йорке, а в Польше. Ходили слухи, что в наказание за поражение от Джо Луиса в 1938 году его призвали на службу в вермахт и послали на фронт.
4
Вряд ли в то время в Нью-Йорке проживало больше пары тысяч немецких граждан. Тем не менее в последующие две недели, выходя прогуляться по городу, Джо натыкался по меньшей мере на одного. Согласно Сэмми, Джо заимел собственную суперсилу: он сделался магнитом для немцев. Находил он их где угодно — в лифтах, в автобусах, в ресторанах «Гимбельс» и «Лонгчампс». Поначалу Джо просто за ними наблюдал, подслушивая разговоры и со стремительной определенностью классифицируя их как «плохих» или «хороших» немцев, даже если они всего-навсего обменивались репликами о погоде или о том, хорошо ли заварен их чай. Однако довольно скоро он стал к ним подходить и пытаться завязывать разговоры, угрожающе вежливые и двусмысленные. Достаточно часто такие авансы Джо встречали определенное сопротивление.
Мужчина устало кивнул.
— Штутгарт, — уточнил он.
— И как там вообще все? — Джо сам чувствовал, как в его голос прокрадывается нотка угрозы, косвенного намека. — У всех все в порядке?
Мужчина пожал плечами, покраснел и поднял брови, немо взывая к мяснику.
— А что, есть проблемы? — спросил тот у Джо.
Джо ответил, что вообще-то нет. Однако, выйдя из лавки мясника с отбивными из молодого барашка, он почувствовал странную радость оттого, что доставил тому мужчине расстройство. Джо казалось, что ему следует стыдиться этого чувства. И на каком-то уровне ему, надо думать, и впрямь было стыдно. Тем не менее Джо никак не мог удержаться от удивительно приятных воспоминаний о вороватом взгляде и покрасневших щеках мужчины, когда он обратился к нему на его родном языке.
На следующий день, в субботу — примерно через неделю после того, как Джо узнал о смерти отца, — Сэмми взял его с собой на футбольный матч «Бруклин Доджерс». Идея заключалась в том, чтобы вывести Джо на свежий воздух и немного встряхнуть. Сэмми был неравнодушен к футболу и питал особую любовь к Эйсу Паркеру, ведущему защитнику «Доджерс». В Праге Джо видел, как играют в регби, и как только он решил, что между регби и американским футболом особой разницы нет, он бросил всякие попытки уделять внимание игре и стал просто курить и попивать пивко на резком и сыром ветру. Стадион «Эббетс Филд» окутывала легкая аура обветшания, напомнившая Джо рисунок из какого-то комикса — не то из
