– Приветствую вас, Цицерон, – сказал Макиавелли.
– Очень кстати, что вы появились, Никколо, – ответил Цицерон. – Присядьте, выпейте бокал фалернского.
Макиавелли сел и принял протянутый бокал. Ему нравилось бывать здесь. И не только потому, что его привлекало само это место и спокойствие, всегда царившее на вилле; ему доставляло большое удовольствие беседовать с Цицероном. Оба они были политиками, оба обладали классическим складом ума, несмотря на то, что жили в эпохах, отстоящих друг от друга на полторы тысячи лет. У Макиавелли было гораздо больше общего с Цицероном, чем с королевой Викторией или Фридрихом Великим, хотя хронологически они были ближе ему.
– У меня интересные новости, – сказал Макиавелли.
– Прекрасно. У меня тоже. Но давайте поговорим за обедом. Публий, мой повар, не любит ждать.
Во время обеда по настоянию Макиавелли Цицерон рассказал о новом городе, который он посетил вместе с Бакуниным. Макиавелли проявил вежливое удивление, но не более того. Ел Цицерон мало и за обедом выпил всего два бокала вина. Он с нетерпением дожидался сведений Макиавелли, однако разговор как-то незаметно ушел в сторону, коснувшись того, как много для них значат физические условия. О двойниках нельзя было сказать, что они обладают сенсорным аппаратом в обычном смысле этого слова. Теоретически двойники не должны были ощущать вкус, запах и прочее. Фактически же дело обстояло иначе, и это ставило в тупик ученых, их хозяев.
– Как может информация чувствовать? – удивлялись они.
Даже мудрый Цицерон не знал ответа. Возможно, это был просто самообман, порождаемый восстановленным разумом. Возможно, для того чтобы мыслить, людям необходимо ощущать свои физические связи с окружающим миром, и, поскольку таковые на самом деле отсутствовали, они непроизвольно симулировали их. В соответствии с этим предположением виртуальные двойники некогда живых людей теперь сами продуцировали виртуальные чувства. Умники-ученые считали также, что у двойников не может быть никакого секса. И снова они ошибались: сексуальные связи – или что-то очень на них похожее – возникали в Мире Двойников на всем протяжении его существования.
– Вы обсуждали эту проблему с Джоном Сикисом? – спросил Макиавелли, имея в виду нового главу компании, сконструировавшей Мир Двойников.
– Я сказал ему, что не знаю ответа на эти вопросы, – объяснил Цицерон. – «Вы эксперты в этом деле, не мы. Мы – просто объекты ваших экспериментов. Подопытные кролики, так, кажется, говорят». Вот что я ему сказал.
– И что он ответил?
– Имел наглость спросить меня, какого рода сексуальные связи больше всего нравятся двойникам.
– И что вы сказали ему?
– Что это в высшей степени личный вопрос. Но он все равно не унялся. Спросил, действительно ли я получаю удовольствие. А разве кто-то стал бы этим заниматься, если бы дело обстояло иначе, ответил я ему.
– Но ведь это непохоже на настоящую сексуальную связь?
– Прошло больше двух тысяч лет с тех пор, как у меня была настоящая связь, – напомнил Цицерон. – Мои воспоминания об этом божественном наслаждении в значительной степени потускнели. Но то, что доступно нам здесь, тоже неплохо.
– Один из поэтов спустя тысячу лет после вас написал такие слова: «Могила, конечно, прекрасное и уединенное место, но никому не приходит в голову здесь целоваться».[9]
– Ну, мы можем своими глазами убедиться, что он ошибался, – возразил Цицерон. – Если это могила, то ни о какой уединенности и речи быть не может. Люди, такие же, как вы сами, могут вторгнуться к вам, когда им вздумается. Что же касается поцелуев… Ах, я все еще не утратил надежды, что Сикис возродит к жизни мою жену. – Он вздохнул. – Но скажите, Никколо, зачем вы хотели видеть меня? Какие у вас новости?
– Туллий, среди нас появилось новое лицо.
– Кто, скажите, умоляю вас?
– Полагаю, ваша знакомая. Некая Клеопатра, возлюбленная сначала Цезаря, а потом Марка Антония.
– Это интересно, – сказал Цицерон.
– Еще бы! В особенности в свете беседы, которую я не так давно имел с новым владельцем Мира Двойников, мистером Джоном Сикисом. Я так и думал, что вы заинтересуетесь.
– Продолжайте, прошу вас, – произнес Цицерон.
На самом деле беседа Макиавелли с Джоном Сикисом, главой компании, происходила довольно давно, на начальной стадии существования Мира Двойников, еще до того, как его виртуальная среда стала такой сложной и разнообразной. Потребовалось немало времени, чтобы усовершенствовать ее. Первое, на чем люди сосредоточили свои усилия, были сами двойники. Вот почему в то время существовал только эскизный вариант некоторого рода подмостков, а на них – всего лишь намек на кресло, стену и окно. За окном же не было ничего, ничего, что позволяло бы хоть что-то разглядеть внутри самой машины, того самого компьютера, с помощью которого было создано все это.
В тот день Сикис задавал прелюбопытные вопросы – по мнению Макиавелли, вследствие их предыдущих встреч. Сикис, по-видимому, начал задумываться о жизни и смерти, пытался заглянуть вперед, далеко вперед – такое воздействие оказывало общение с двойниками давно умерших людей.
Сикис поинтересовался, какая женщина самая желанная с точки зрения того, чтобы провести с ней бессмертную жизнь.
– Никакая, – ответил Макиавелли. – Я не представляю себе женщины, с которой захотел бы провести целую вечность.
– Давайте поставим вопрос иначе. С кем вы предпочли бы провести первую часть своей бессмертной жизни?
– На свете жило множество прекрасных женщин, – сказал Макиавелли. – Мария-Антуанетта, к примеру, всегда принадлежала к числу моих любимиц. Или Лукреция Борджиа… Весьма своеобразная была леди. Гипатия, знаменитая куртизанка Перикла, как мне кажется, могла бы украсить жизнь любого мужчины. Но среди всех них существует одна и только одна, которую я бы предпочел, имей я такую возможность.
– И кто же это?
– Безусловно, Клеопатра.
– Расскажите мне о ней.
– Это уже гораздо лучше сделал Шекспир. Он назвал ее созданием, исполненным безграничного очарования и бесконечного коварства.
– Интересно, – задумчиво произнес Сикис. – Хотел бы я знать, много ли информации о ней уцелело.
Знаменитая царица недолго оставалась в одиночестве, Сикис позаботился о том, чтобы ее побыстрее ввели в курс дела. Инструктора стали давать новенькой ежедневные уроки относительно всего, что произошло после ее смерти. По их словам получалось, что нынешнее состояние Клеопатры нельзя назвать ни смертью, ни жизнью. Еще они говорили, что она многому должна научиться. Они и пытались учить, но большая часть того, о чем ей рассказывали, оставалась для нее пустым звуком. Не интересовало Клеопатру и заучивание жаргона, на котором изъяснялись жрецы этого нового племени, каким-то непонятным образом сумевшие уловить в свои сети ее дух. Какая разница, как называть абсолютную истину – Амон Ра или массив информации? А ведь она должна была заучить еще и множество совершенно новых слов, значения которых не понимала вообще: электричество, аппаратное обеспечение, диод, программное обеспечение… Что это – имена новых богов или просто перечень атрибутов некого божества?
Не понимая множества деталей происходящего, Клеопатра тем не менее ухватывала самую его суть. Что было не так уж трудно. Это незнакомое царство и его правители были увлечены поисками любви и власти не в меньшей степени, чем все те люди, которых она знала прежде. Да, и еще они занимались поисками Истины. Но любовь их интересовала гораздо больше.
Даже когда она отдыхала, ей ухитрялись каким-то образом вкладывать знания непосредственно в голову. Вот этого Клеопатра уже совсем не понимала. Сикис полагал, по-видимому, что будет довольно просто ввести ее «в курс дела», добиться того, чтобы она достигла уровня современного знания. Но, хотя ее
