– Уведите его, – сказал капитан. Он взял ручку и стал заполнять бланк голубого цвета, лежавший перед ним на столе. Допрос был окончен.
Охранники провели Торнтона вниз на два лестничных пролета, состоявших из шероховатых каменных ступеней, в тюремный блок на восемь камер. Они отперли дверь огромных размеров ключом, который, наверное, сохранился со времен Непобедимой армады. Втолкнув его в камеру, они заперли за ним дверь.
Торнтон оглядел свое новое обиталище и обнаружил, что оно насчитывало примерно десять футов как в длину, так и в ширину. В качестве обстановки фигурировали деревянные нары, ведро, щербатый кувшин и чашка без ручки. Три стены были железными. Четвертая была вырублена в граните, на котором стояла вся Санта-Катарина. Стена блестела от сырости, равно как и каменный пол. «Идеальное место, чтобы подхватить пневмонию», – подумал Торнтон. В пятнадцати футах над его головой было маленькое зарешеченное окошко, с потолка тускло светила электрическая лампочка.
Торнтон лег на нары, которые явно предназначались для человека ростом не более пяти с половиной футов. Согнув ноги в коленях и подложив руки под голову, Торнтон обеспечил себе минимальный комфорт. Он смотрел на потолок, по которому бегали большие раскормленные тараканы. Кожа зудела. Он надеялся, что Эстелле отвели лучшее помещение.
Охранники не забрали у него ни ремень, ни шнурки от ботинок. Он волен был повеситься, если пожелает этого. Но он не желал. Все, чего он хотел, – это выпутаться из этой нелепой, бессмысленной истории.
И какое ему дело до вторжений в Центральную Америку, контрабандного оружия, карибских интриг?
Естественно, вопрос был совсем не так прост. Это дело касалось его верности по отношению к «Майами-Юг». Но только касалось. Он уже и так возместил все, что был должен Райерсону и фирме. А за это расследование он взялся на свой страх и риск. Он сделал все, что мог, и этого достаточно.
Еще была Эстелла. Но даже этот факт следовало рассматривать с позиции здравого смысла. Одно дело – путешествие под руководством Стивена Дэйна и совсем другое – если Дэйн исчез, а ситуация становится с каждым часом все более опасной. Это была работа для специалиста, а специалист находился за пределами Санта-Катарины. Эстелла это поймет.
Она способна понять, что героизм не приведет ни к чему. Гоняться за оружием и дальше – это уже не верность и не патриотизм; это самоубийство. В последний раз грузовик подъехал слишком близко; Торнтону все еще очень ярко представлялось огромное колесо, мчащееся прямо на него. Стиччини погиб страшной смертью, и только по счастливой случайности никто другой не погиб вместе с ним. Довольно. Надо выходить из игры. Пусть с этим разбирается Дэйн. Именно за это ему и платят.
Приняв это решение, Торнтон сразу почувствовал себя лучше. Он поднялся, закурил сигарету и стал расхаживать по камере. Из дальнего конца блока доносилось пьяное мычание. Вся камера пропахла плесенью и аммиаком, и даже у сигареты был дурной привкус. Торнтон отбросил ее, снял свой пиджак и свернул его. Потом снова улегся на нары, подложив пиджак под голову, и уперся ногами в стену. К своему удивлению, он смог уснуть.
Проснулся он от клацанья огромного ключа. Дверь камеры была открыта, и стоявший у двери охранник что-то сказал. Торнтон уловил слово «абогадо» и вспомнил, что это означает «адвокат». В камеру вошел человек, и дверь за ним закрылась.
– Вы говорите по-английски? – спросил Торнтон.
– Да, я говорю по-английски. Мне очень прискорбно видеть вас здесь, мистер Торнтон.
Торнтону его голос показался знакомым. Он сел, выпрямившись.
– Вы случайно не мистер Эберхарт?
– Да, это так. Могу я присесть?
– Почему бы и нет? – ответил Торнтон и подвинулся, освобождая место на нарах.
Глава 22
На вид мистеру Эберхарту было лет пятьдесят, рост средний, вес тоже. Лицо у него было бледное и вечно нахмуренное, тонкие губы поджаты. На круглой голове – ни единого волоска. Он носил очки в оправе из нержавеющей стали. Никаких признаков хромоты или шрамов не наблюдалось. Мистер Эберхарт сел на нары и сложил руки на коленях. В полумраке камеры его ладони были похожи на две бледные плоские рыбины.
– У меня на этом острове есть друзья, – сказал мистер Эберхарт. – Это дает мне возможность добиться вашего немедленного освобождения.
– В обмен на информацию?
– Конечно.
– А почему вы не спросили об этом Стиччини?
– С мистером Стиччини невозможно было иметь дело, – ответил Эберхарт. – Его требования были совершенно невыполнимы.
– И тогда вы решили убить его, так?
– Не думаю, что это имеет значение, – отозвался мистер Эберхарт. – Ведь он не был вашим другом, мистер Торнтон. Зачем же беспокоиться о нем?
Торнтон действительно не любил Стиччини; но видеть его разорванным на куски гранатой… никакой радости это Торнтону не доставило.
– В конце концов, – продолжал Эберхарт, – почему бы вам не поделиться со мною информацией, которая нужна мне? Если то, что вы сказали мне, правда, то вы работаете на корпорацию «Майами- Юг».
– Это верно.
– Я могу понять вашу заботу о репутации вашей компании. Но информация, которую вы мне сообщите, не бросает тень на эту репутацию. Я могу понять ваше желание возместить ущерб. Но вы, несомненно, сделали все в пределах возможного. Вы рисковали своей жизнью за дело, которое, по здравому размышлению, не может иметь для вас большого значения. Лучшее, что вы можете сейчас сделать, – это передать информацию мне и выйти из дела.
Эти рассуждения были до дрожи близки к тому, о чем Торнтон и сам думал незадолго до этого. Но в изложении мистера Эберхарта этот план потерял всякую привлекательность.
– Я уже говорил вам прежде, – сказал Торнтон, – что я не располагаю никакой информацией.
Мистер Эберхарт бережно снял очки и протер их носовым платком. Потом снова надел их на нос.
– Я вас не понимаю, – произнес он.
– Возможно, это вопрос элементарной порядочности, – ответил Торнтон. – Почему бы вам не пойти и не украсть оружие у кого-нибудь другого?
– О, я понимаю, – сказал мистер Эберхарт. – Элементарная порядочность. Тогда вам, быть может, будет интересно узнать, что это оружие изначально принадлежало мне. Мистер Стиччини и его сообщники похитили его у меня.
– Откуда мне знать, что это правда?
– У вас есть только мое слово, – сказал мистер Эберхарт. – Я заказал это оружие у дилера в Нью- Джерси, поставляющего армейское снаряжение. Я заплатил наличными. Оружие отправили на юг на грузовике. Грузовик был перехвачен, водитель и охранник убиты. С тех самых пор я пытаюсь вернуть свое имущество.
– Почему вы не сообщили в полицию?
– Это было невозможно. В глазах закона тот факт, что я – владелец оружия, был правонарушением. Этот закон переменчив, мистер Торнтон. В один год оружие провозится вполне легально, в другой год это запрещено. Страна, для которой я закупил оружие, в настоящее время находится под действием эмбарго.
– Значит, вам и думать нечего вернуть его, – сказал Торнтон.
– Не согласен. Это мое оружие, оно закуплено на мои средства. Я должен вернуть его.
– Для кого вы закупили его?
– Этого я не скажу. Однако сообщу вам следующее: если я сумею вернуть себе свою собственность, это оружие не будет использовано против Коруны и честь вашей компании не пострадает. Это должно удовлетворить и вас, и мисс Варгас. Более того, я заплачу вам премию в пять тысяч долларов за своевременную информацию. Вас это устроит?
