Внизу, на песке арены, впитавшем когда-то так много крови, полдюжины операторов хлопотали у своих кинокамер. Танцовщицы ансамбля «Рой Белл», расположившись на специально выстроенной сцене, отдыхали после репетиции и обсуждали животрепещущую проблему – как избежать сечения волос. Недалеко от них, в автобусе, набитом приборами и аппаратурой, сидел Мартин, в последний раз проверяя углы захвата съемочных камер. В этот новый командный пункт он перебрался из бального зала Борджиа. В зубах у Мартина была зажата тонкая черная сигарета. Время от времени он вытирал слезившиеся глаза.
Позади него у маленького столика сидел Чет. Он раскладывал пасьянс, что свидетельствовало о колоссальном нервном напряжении.
Коул сидел за спиной Чета. Свидетельством его колоссального нервного напряжения было то, что он беспокойно дремал в своем кресле. Внезапно он проснулся, потер глаза и спросил:
– Где она? Почему не поддерживает с нами связь?
– Успокойся, малыш, – произнес Мартин, не оборачиваясь.
Он уже в сотый раз проверял углы действия своих съемочных камер, и это свидетельствовало о нервном напряжении, ничуть не меньшем, чем у других, менее значительных людей.
– Но она уже давно должна была выйти на связь! – раздраженно сказал Коул. – Тебе не кажется…
– Мне ничего не кажется, – перебил его Мартин и велел камере номер три отодвинуться назад на полтора дюйма.
– Клади черную десятку на красного валета, – подсказал Чету Коул.
– Тебе не кажется, что не следует совать свой нос в мои дела? – заметил Чет ласково-зловеще.
– Успокойтесь, парни, – добродушно произнес Мартин.
Прирожденный руководитель, он инстинктивно чувствовал, когда следует ободрить подчиненных, а когда осадить. Спокойным голосом он распорядился наклонить камеру один на полтора градуса.
– Но ведь она должна была уже выйти на связь! – повторил Коул. – Она не докладывала о развитии событий с момента приезда на пляж поклонников солнечного заката. С тех пор прошло шесть или семь часов! Она не отвечает на вызовы. Что угодно могло с ней произойти, поверьте мне, что угодно! Вам не кажется…
– Возьми себя в руки, – холодно скомандовал Мартин.
– Извините, – пробормотал Коул, поднося дрожащие руки к бледному лицу и потирая глаза. – Это все из-за напряжения, ожидания… Со мной будет все в порядке. Я сразу приду в себя, как только начнется работа.
– Разумеется, малыш, – согласился Мартин, – на всех нас влияет ожидание, – и рявкнул в микрофон: – Прекратите наклон, камера один, и поднимитесь ровно на полдюйма! И, черт побери, двигайтесь медленно!
– Красная двойка на черную тройку, – подсказал Коул Чету.
Чет не ответил. Он уже принял решение убить Коула сразу после того, как добьется увольнения Мартина. Кроме того, он решил убить мистера Фортинбраса и Кэролайн, а также своего шурина в Канзас- Сити, который без конца изводил его: «Ну, как дела у создателя образов?» Кроме того, он решил…
Дверь автобуса открылась, и вошла Кэролайн.
– Здравствуйте, парни! – произнесла она приветливо.
– Здорово, малышка! – небрежно отозвался Мартин. – Как дела?
– Все прошло гладко, – ответила Кэролайн. – Я сразу раскусила его, поговорила с ним, и он согласился на телевизионное интервью утром.
– И никаких трудностей? – равнодушно поинтересовался Чет.
– Никаких. Он согласился почти без уговоров, с самого начала все шло по-деловому. Аванс – пятьсот долларов и пятьсот долларов утром перед началом съемки.
– Отлично, просто великолепно, – обрадовался Мартин. – Но чем ты занималась после этого? Я хочу сказать, что прошло пять часов с момента, когда ты должна была выйти на связь, и мы, вполне естественно, беспокоились о тебе.
– Дело было так, – начала Кэролайн. – Я уже собиралась уходить, но решила познакомиться с ним поближе, поэтому и вернулась. Мы выпили по коктейлю, затем пошли на прелестный маленький пляж, сидели, разговаривали и смотрели на звезды.
– Очень хорошо, – улыбнулся Мартин. Угол его левого глаза начал подергиваться в нервном тике. – Какое у тебя создалось о нем впечатление после близкого знакомства, а?
– Он чудесный человек, – произнесла Кэролайн с мечтательным выражением на лице. – Видишь ли, он пытался расторгнуть свой брак в течение двенадцати лет, а тем временем жил с этой безумной Ольгой, а теперь, когда брак расторгнут, он не хочет жениться на Ольге.
– Очень интересно, – сказал Мартин.
– Между прочим, он не хочет больше ни с кем вступать в брак, – сообщила Кэролайн, – даже со мной.
Чет выпрямился так внезапно, что рассыпал карты.
– Что ты сказала? – спросил он.
– Я сказала, что это похоже на любовь, – ответила Кэролайн.
– Что значит «любовь»? – произнес Чет. – В твоем контракте четко и ясно сказано, что тебе запрещается влюбляться в кого бы то ни было во время подготовки и осуществления твоего десятого убийства. Более того, там особо оговорено, что тебе запрещается влюбляться в свою Жертву.
– Любовь, – спокойно заметила Кэролайн, – существовала задолго до появления контрактов.
– Зато контракты, – вмешался Мартин, не скрывая ярости, – обладают гораздо большей юридической силой, чем любовь. А теперь послушай, беби, ведь ты не собираешься подвести нас, правда?
– Нет, наверное, – покачала головой Кэролайн. – Он сказал, что тоже любит меня… Но если он не собирается на мне жениться, ему лучше умереть.
– Вот что значит сила воли! – одобрительно отозвался Мартин. – Только никогда больше не забывай об этом, ладно?
– Не забуду, можешь не беспокоиться, – холодно бросила Кэролайн. – Но тебе не кажется…
– Мне ничего не кажется, – сказал Мартин. – Послушай, давай немного поспим, чтобы к утру быть свежими и отдохнувшими. Согласна? Вот и хорошо.
Никто не возражал. Мартин отдал распоряжения, и дуговые лампы медленно погасли. Операторы и танцовщицы уехали. Мартин, Чет, Коул и Кэролайн разместились в «Роудраннере XXV«, взятом Мартином напрокат, и отправились в отель.
Черная непроницаемая ночь нависла над Колизеем. Мрак пронизывали только редкие лучи рогатой луны, приближавшейся к полнолунию, которые проникали сквозь облака. Из древних камней сочилась тишина, и ощущение неминуемой смерти окутывало арену, которое будто поднималось от песка, давным-давно пропитанного кровью гладиаторов.
Из сводчатого прохода вышел Поллетти. Его лицо было суровым. Следом шел Джино.
– Ну? – спросил Поллетти.
– Все ясно, – ответил Джино. – Она – твой Охотник. В этом нет сомнений.
– Разумеется. Я убедился в этом, когда она шла за мной к морю. Убийство перед телевизионными камерами!.. Какая реклама! Очень по-американски.
– Я слышал, что так поступают теперь и в Милане, – заметил Джино. – И, конечно, немецкие Охотники, особенно в Руре…
– Знаешь, что она сказала мне сегодня? – спросил Поллетти. – Она сказала, что любит меня. А сама все время думала о моем убийстве.
– Женское вероломство общеизвестно, – сказал Джино. – А что ты сказал ей?
– Я ответил, что тоже люблю ее, – ответил Поллетти.
– А ты случайно не любишь ее на самом деле?
Поллетти задумался.
– Тебе это может показаться странным, но она действительно очень мила. Хорошо воспитанная девушка, очень застенчивая.
– Она убила девять человек, – напомнил ему Джино.
