гардеробом при первой же возможности.
Самолет приземлился на Ибице около часа по Гринвичу. Поздновато для того, что задумал Хоб. Он хотел пробраться на прием в честь открытия отеля, но приглашения у него не было. Что-то подсказывало ему, что эти ворота штурмом не возьмешь. Хоб надеялся только на Большую Берту. У нее было приглашение – и привычка всегда опаздывать.
Он взял такси из аэропорта до Ибица-Сити. Такси с ревом пронеслось по шоссе, запруженному, как всегда в летнее время, покружило по улочкам Дальт-Вильи, и наконец высадило его в квартале от дома Берты. Хоб бегом добежал до ее квартиры и постучал в дверь тяжелым железным молоточком. Никто не отозвался. Он постучал еще несколько раз, потом вышел на улицу и принялся кричать в открытое окно:
– Берта! Вы дома? Это я, Хоб!
Когда он крикнул это в пятый раз, из соседнего ресторанчика выглянул лохматый подросток и сказал:
– Хоб вы или не Хоб, а ее нет дома.
– А ты откуда знаешь?
– Потому что я видел, как она уехала. Вы ее чуть-чуть не застали.
– Carrai! – воскликнул Хоб. Это было обычное местное восклицание, означающее, что что-то идет не так, и не по вине говорящего.
– Да вы небось видели ее машину, когда сюда шли, – сказал парнишка. – «Симка» горчично-желтого цвета. Приметная такая.
Теперь, когда парень сказал, Хоб вспомнил, что и вправду видел эту машину. Но он был так занят, мысленно подгоняя такси, огибавшее крутые повороты по дороге к Берте, что не узнал ее машины.
– Ах, твою мать! – сказал Хоб. Он присмотрелся к парнишке повнимательнее и узнал его. Это был Ральфи, второй сын Сандры Ольсон. Выглядел Ральфи лет на четырнадцать. Хоб вспомнил, что с этим что- то не так: то ли на самом деле ему двенадцать, и он выглядит старше своих лет, то ли, наоборот, ему семнадцать, и он выглядит моложе.
– Ральфи! Что ты тут делаешь?
– Помогаю на кухне. Устроился подработать на каникулы.
– Мне очень надо поймать Берту! – сказал Хоб.
– У вас есть машина? Она довольно медленно ездит. Если вы знаете, куда она поехала, вы ее догоните.
Хоб покачал головой.
– Нет у меня машины. Придется вернуться на Пену и взять такси.
– А куда она поехала?
– На открытие отеля в Сан-Матео.
– Если бы у вас был мотоцикл-вездеход, – сказал Ральфи, – вы могли бы перехватить ее по дороге.
– Что за вездеход?
– Ну, такой, на котором можно ездить везде, не только по дороге. Вы могли бы срезать напрямик через горы.
– Нет, вездехода у меня нет.
– А у меня есть! Могу подвезти.
– А как же твоя работа?
– А, Пабло управится! Тысяча песет. Идет?
– Давай!
Ральфи шмыгнул обратно в ресторанчик. Послышался быстрый разговор на местном диалекте. Потом Ральфи появился снова и вывел огненно-красный «Бултако-Матадор» с двигателем на 250, кроссовыми шинами и высокими крыльями. Он ткнул ногой в педаль, мотоцикл взревел. На узенькой гулкой улочке рев был совершенно оглушительный.
– Залезайте! – скомандовал Ральфи.
Хоб на миг усомнился, разумно ли доверять свою жизнь пацану-старшекласснику – а может, еще и не старшекласснику, – который знает, что надо спешить. Но что ему оставалось делать? Он уселся позади Ральфи – и едва успел вцепиться ему в плечи, когда мотоцикл рванул с места.
Они понеслись по крутым, узким, мощенным скользким булыжником улочкам Старого Города, срезая путь через какие-то немыслимые проулки, кренясь на поворотах, точно яхта, попавшая в шквал. Гудка у Ральфи не было, но прохожие разбегались от одного пронзительного рева мотора. Дважды ноги Хоба слетали с подножек, и он с трудом удерживался в седле. Под самой ногой у него оказалась выхлопная труба, и ему стоило немалых усилий не поджариться. Но наконец они проехали через город, каким-то чудом не разбившись сами, никого не сбив и даже не задавив ленивого местного пса, нежившегося на солнышке на тротуаре, куда они свернули, огибая встречный поток машин при выезде на шоссе.
На шоссе стало чуть полегче. По крайней мере, оно было ровное. Ральфи вдавил педаль переключения скоростей до упора и там и оставил, так что мотоцикл летел на полной скорости. Впрочем, «Бултако» не давал больше восьмидесяти миль в час, так что на самом деле было не так страшно, как могло показаться.
– Круто, а? – бросил Ральфи через плечо.
– Следи за дорогой! – крикнул в ответ Хоб.
Так они мчались минут пятнадцать, пока не доехали до развилки. Направо шла дорога на Санта- Эюлалиа, налево – на Санта-Гертрудис, Сан-Матео и Сан-Хуан. Ральфи свернул налево. Через несколько минут он сбросил скорость и повернул на грунтовку, которая шла напрямик через горы, в отличие от шоссе, петляющего, как змея. Дорога оказалась довольно приличной, и если не задумываться о том, что за поворотом может попасться навстречу повозка, запряженная лошадьми – а Ральфи подобные мелочи не волновали, – то ехать можно было довольно быстро. Дорога поднялась на вершину, и тут они снова свернули, пролетев насквозь редкую сосновую рощицу и обогнув здоровенный валун, который природа, видимо, нарочно оставила здесь для любителей мотоциклетного слалома. Они поднялись на другую гору, и на вершине Ральфи резко затормозил. И указал вниз, налево. Хоб увидел в нескольких сотнях футов под ними дорогу, ведущую к отелю, и горчично-желтую «Симку» Берты – или другую машину, очень на нее похожую, – которая только что остановилась перед воротами в высокой каменной стене. Хоб увидел, как охранник в форме проверил что-то – должно быть, приглашение Берты – и махнул рукой, разрешая проехать.
– Эх, чуть-чуть не успели! – воскликнул Ральфи. – Я мог бы спуститься вниз за пару минут. Ну чо, рискнем?
Хоб окинул взглядом склон, который был, пожалуй, чересчур крут даже для горнолыжника, и от души порадовался, что они не приехали пятью минутами раньше.
– Нет, – сказал он. – Теперь, пожалуйста, отвези меня к тому месту, где дорога на отель ответвляется от шоссе на Сан-Матео. Только медленно, понял? Берту я все равно уже не поймаю, но, может, подвернется кто-нибудь еще.
Ральфи выехал обратно через горы на шоссе и доехал до того места, где начиналась дорога на отель. Парень, похоже, был разочарован, что приключения так быстро кончились. Впрочем, тысяча песет – и еще пятьсот сверху – его слегка утешила. Ральфи удалился, взметнув за собой тучу пыли и ливень гравия, а Хоб уселся на камушек у дороги и принялся ждать.
Ему потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя после этих мотогонок. Но вскоре пульс Хоба снова пришел в норму, и он обрел способность наслаждаться чудесным деньком – замечательным летним днем на Ибице, теплым, но не жарким, с легким ветерком, несущим соленый запах близкого моря.
Мимо проехало такси, наполненное людьми, которых Хоб не знал. Он порылся в карманах, нашел смятую пачку «Дукадо», которую успел переложить из карманов своей одежды, оставшейся в Лондоне, нарыл коробок, в котором оставалось всего три спички, закурил и позволил себе расслабиться. Здесь было так тихо, а ночка у него выдалась неспокойная. Он всего на минутку прикрыл глаза…
– Эй, Хоб!
Хоб вздрогнул и очнулся. И сам удивился, как это он ухитрился заснуть. Впрочем, от теплого здешнего солнышка и шелеста листвы кого хочешь сморит. Хоб поднял голову и увидел потрепанный микроавтобус
