Такой совет, Камилло,
Мне по душе, я сам бы не хотел
Предать позор огласке.
Государь,
Пройдите в сад, явитесь к ним с приветом,
С улыбкой, как на пиршестве веселом,
И, видит бог: когда своей рукой
В его стакан я не насыплю яду,
Я недостоин вашего доверья!
Вот все, чего хотел я, — сделай это,
И я тебе полсердца отдаю,
Не сделаешь — твое я вырву сердце.
Клянусь вам, государь.
А я пойду
И притворюсь по твоему совету
Веселым и любезным.
Горе, горе!
Бедняжка королева! Что ж, Камилло,
Преступной воле кесаря покорствуй,
Преступником, убийцей подлым стань!
Меня за низость хочет он возвысить?
Да если б знал я тысячи имен,
Обретших славы блеск в цареубийстве,
Я и тогда бы этого не сделал.
Но нам не говорит о них ни мрамор,
Ни бронза, ни пергамент, их удел —
Бесславное забвенье. Нет, бежать!
Свершу злодейство — отомстит мне совесть,
Не совершу — мне отомстит король.
Благословенна будь моя звезда:
Идет король Богемии.
Как странно!
Сам убеждал и сам же обозлился.
Со мной — ни слова. — Добрый день, Камилло!
День добрый, государь.
Какие вести?
Что при дворе?
Покуда все — как было.
Король угрюм, как будто он лишился
Иль города, иль области любимой.
Мы встретились у выхода — я тотчас
Приветствовал его, но он безмолвно
Прошел вперед, не глядя на меня,
И, рот скривив презрительной усмешкой,
Как будто непосильную загадку
Мне предлагал.
Не смею знать причины.
Не смею? Знаю, но не смею знать?!
О, я прошу вас, будьте откровенны.
Иль то, что вам известно, не должны вы,
Не можете, не смеете сказать
И самому себе? Но в чем же дело?
Камилло! Вы меняетесь в лице,
И в нем, как в верном зеркале, я вижу
Ту перемену, что меня коснулась.
Да, есть недуг, который омрачает
Всех нас; его назвать я не могу;
И тот недуг от вас, король, исходит,
