Клятва и меч

Своему старшему сыну, Генриху Плантагенету, он оставил огромное наследство, включавшее, в частности, Анжу и Нормандию. Но в Англии у Готфрида владений не было, да и сам он никогда не бывал на острове.

После пышных похорон Матильда и Генрих отправились в парк, держась за руки, как бы помогая другу другу в горе. Но если кто-нибудь из неучтивых осмелился бы приблизиться к этой оплакивающей мужа и отца паре, то услышал бы нечто ошеломившее его: мать и сын живо обсуждали достоинства одной знатной особы по имени Альенора…

В мае 1152 года смерть постучалась в дверь короля Стефана, третьего мая неожиданно скончалась его жена Матильда. Это была сдержанная, умная женщина, которая долгие годы умело руководила вспыльчивым и непоследовательным мужем, причем делала это деликатно, не омрачая их семейной жизни. Не раз, устав держать в своих руках бразды правления, он передавал их королеве – и Англия только выигрывала от этого.

Стефан потерял голову от горя и бросился в несколько необдуманных кампаний. Он все-таки предпринял попытку атаковать Уоллингфорд, но был разбит. А во время штурма малозначительного замка Стефан едва не попал в плен. Ему удалось добиться двух незначительных побед, но это были лишь две ложки меда в бочке дегтя. Король, теряя сторонников, метался по стране. Остановлен он был неожиданным известием, подкосившим его власть монарха. Король узнал, что восемнадцатого мая Генрих Плантагенет женился на бывшей супруге короля Франции Людовика VII, двадцатидевятилетней Альеноре Аквитанской. Это была одна из самых красивых и влиятельных женщин своего времени. Она родила своему молодому мужу двух сыновей – Ричарда Львиное Сердце и Иоанна Безземельного, позднее ставших королями Англии. В качестве приданого она принесла супругу герцогство Аквитанское, что положило начало английскому могуществу во Франции, сделав тем самым Генриха Плантагенета самым значительным землевладельцем в христианском мире. Он был уже графом Анжуйским и герцогом Нормандским, теперь западная часть Франции перешла к Англии. Все, что ему оставалось, – это стать королем Англии.

– Сто сорок рыцарей, – сказал Бриан, – и более трех тысяч пехотинцев. Не Бог весть что за армия, но все же больше, чем в прошлый раз.

Он передал жене послание Генриха Плантагенета. В нем говорилось, что молодой принц высадился со своим отрядом на побережье вблизи Уорхейма и сейчас держит путь в Уоллингфорд. Письмо было датировано шестым января, значит, оно было написано пять дней назад.

– Выходит, Генрих скоро будет здесь. – Элиза вернула Бриану письмо.

Тот коротко кивнул и подошел к серебряному зеркалу.

– Я помню, как впервые увидел принца. Это было в Уорхейме, после успешного завершения штурма замка. Он был тогда любопытным, визжащим щенком и носился взад-вперед, вконец загоняв своих телохранителей. Он спросил тогда – правда ли, что мои волосы умерли. Я дал ему потрогать свою шевелюру. Ха, ныне я не рискну предложить это вновь! Один хороший рывок – и я останусь лысым.

Элиза ласково посмотрела на мужа.

– Вы выглядите прекрасно для ваших лет, милый, – сказала она. – Если отбросить ваше чрезмерное самолюбие, то становится ясно, что вы далеко не лысый.

– Хм-м-м… Может, и так.

Бриан гребнем зачесал несколько седых прядей на проплешину, хмуро посмотрел на безнадежность своих усилий и направился к сундуку с одеждой.

– Надо нарядиться во все самое лучшее. Возвратился наш новый король.

– Вы будете приветствовать Генриха как монарха Англии? – настороженно спросила Элиза.

Бриан поднял крышку сундука и стал копаться среди своего небогатого гардероба.

– Не знаю, – наконец ответил он, – Генрих, должно быть, заметно повзрослел со времени нашей последней встречи. И он сын Матильды, так что…

Он заметил легкую улыбку на губах жены и насупился.

– Да, он сын Матильды, – повторила она. – Ну так что же?

– Это значит, что он прямой претендент на трон. Генрих владеет теперь Нормандией, Анжу и Аквитанией на материке, и это хорошо. Стефану будет трудно остановить его.

– Стефану – да. Но вдвоем вы можете остановить кого угодно. Скажите откровенно – что вас смущает?

Бриан выпрямился и отшвырнул свой парадный наряд, заметно протершийся в нескольких местах. Как все-таки устаешь от поношенных вещей, да и настойчивость жены раздражала его, хотя он понимал, что гнездившиеся в глубине его души сомнения вызывают такое нервное состояние.

– Все не так просто… – медленно начал он. – Мы часто говорили прежде о короне, о родословной, о правах, о клятвах – но прежде всего хотели достойного монарха для себя, не интересуясь мнением народа. Какого короля или королеву хотели бы они себе? Ясно, что не Стефана, но кого? Кто знает, быть может, Генрих Плантагенет унаследовал все худшие черты характера своей матери? Мы знаем, он перенял ее темперамент, так почему бы ему не быть таким же нетерпимым и высокомерным. Вспомни, как быстро она оттолкнула от себя жителей Лондона, как грозила превратить столицу в руины, если горожане не заплатят компенсацию за поддержку ее кузена. Увы, императрица так и не сумела завоевать любовь и уважение народа, но сделает ли это ее сын? Боюсь, он тоже может решить, что считаться с народом ему ни к чему. За его плечами могучие континентальные владения – на кой черт ему любовь народа Англии?

– Вы бракуете коня, не дав ему показать себя в беге, – покачала головой Элиза.

– Вы не правы. Я бы с удовольствием согласился даже на хромого коня. Но боюсь, что отпрыск дикой кошки тоже имеет когти и способен больно кусаться и царапаться.

Бриан вновь достал свой лучший костюм из сундука и положил его на крышку, аккуратно разгладив рукава.

– И все же у нас нет выхода, – глухо продолжил он. – Мы с самого начала сделали ставку на того, кто имеет право на трон, и только молили Бога, чтобы он был достоин его. Народ всегда был под властью короля и его дворян, так повелось с начала рода человеческого. Мы не знаем, каким монархом будет молодой Генрих, но, по крайней мере, мать с детства готовила его к этому. Он не должен стать временщиком, болезненным властолюбцем, заботящимся о себе больше, чем об Англии. Лучше он, чем, скажем, Ранульф Честерский.

– Да, я согласна с этим. Но Матильда… разве она с детства готовилась стать королевой? Нет. Почему же вы тогда решили, что она лучше, чем Стефан? Я часто думаю вот о чем, Бриан, – он мог бы стать хорошим королем, если бы вы и ваши друзья поддержали его с самого начала.

Бриан опустил голову. Эта мысль преследовала его многие годы, с той самой минуты, когда он гордо отказался встать перед новым королем на колени и покинул Большой зал Вестминстерского дворца.

– Ты права – он мог бы стать хорошим королем, – нехотя признал Бриан. – Так же, как его брат Теобальд, или епископ Генри, или Роберт Глостерский. Или я. Но если выбирать претендента среди дворян, то им мог стать и граф Ранульф, и Жоффрей де Мандевилл, и еще Бог знает кто. Ты верно сказала – с нашей помощью Стефан мог бы быть достойным монархом. Но еще важнее другое – он не имел права на трон. И если забыть о таком праве, то страна обречена на хаос и войну, потому что на престол могут ринутся десятки властолюбцев.

– Кажется, зазвучали трубы, – сказала Элиза. – Пора одеваться.

Они встретили Генриха во внешнем дворе и сопровождали его, когда тот обходил ряды гарнизона. Плантагенету не было еще и двадцати лет, но выглядел он едва ли не вдвое старше. Его страсть к охоте оставила многочисленные шрамы на лице и руках. Как у людей, проводивших большую часть времени в седле, у него были забавные кривые ноги. Но никто не смеялся, никто не вспоминал его неудачный предыдущий приезд в Англию, когда нанятые им солдаты взяли его в плен. Тогда он был юн, глуповат и на редкость самонадеян. Теперь же все по-другому, изменился и сам Генрих.

Ныне он приехал не как юный повеса, искатель приключений и острых ощущений, а как один из самых титулованных и богатых людей в христианском мире. Его приземистая фигура была облачена в необычные доспехи – чешую из крупных металлических пластин. Поймав удивленный взгляд лорда Бриана, Генрих пояснил басистым голосом:

– Все удивляются, глядя на мои доспехи, они сделаны в римском стиле. Арбалетная стрела может