мощью доллара. Американцев можно было найти везде – от пешеходных троп в Альпах до малодоступных магазинов цюрихской Бахнофштрассе. Торговцы охотно принимали дорожные чеки «Глобал», которые, получив благословение швейцарского банковского истеблишмента, рассматривались как священные – как местная валюта.
Осень застала семью в Италии, где Мишель хотела основать представительство в Риме, Венеции и Милане. Пока она путешествовала вверх и вниз по Итальянскому сапогу, Монк открывал красоты древнего города для Кассандры. Следующей весной она отпраздновала свой четырехлетний юбилей в венецианской гондоле и играла с крестьянскими детишками на холмах Тоскани.
Зимой неразлучная тройка колесила по южной Европе, начиная от Афин, вдоль островов Эгейского моря, через Средиземное море, по направлению к Испании и Португалии. После того как Мишель завершила свои дела в Мадриде и Лиссабоне, они провели несколько недель в Алгарви. Потом была короткая остановка в Париже, чтобы проверить дела на улице Де Берри, и затем они уехали на север по направлению к Амстердаму, первой остановке годового путешествия, которое должно было завершиться так далеко на севере – в Скандинавии.
– Я никогда не говорил тебе, что моя мать была шведка и я швед, – сказал Монк, когда они стояли у перил моста на пароме, везущем их из Копенгагена в Мальмё.
– Есть много вещей, которые я не знаю о вас, мистер Мак-Куин, – дразнила его Мишель.
Монк обнял ее рукой за плечи.
– У нас много времени, чтобы узнать все, – сказал он. – Все время на свете наше.
С первой минуты, как они прибыли сюда, Мишель полюбила Стокгольм. Как и Париж, это был город, дышащий историей, но вместо грандиозности он излучал тепло и очарование.
– Выглядит будто перед праздником, – отметил Монк, когда они ехали с железнодорожной станции в Гамла Стан, или Старый Город.
По счастливому стечению обстоятельств они прибыли в канун Вальпургиевой ночи, праздника по поводу окончания зимнего солнцестояния. Уложив Кассандру спать, Монк и Мишель смешались с толпой на улице и шли через парки, где горели огромные костры. Повсюду люди пели и танцевали. Монк сгреб Мишель в свои объятия, и все аплодировали. После еды люди садились за ритуальное питье. Маленькую серебряную монету помещали на дно чашки, и сладкий горячий кофе разливался так, чтобы монета скрылась, потом добавлялась водка – столько, чтобы монета опять становилась видимой. Мишель была ошеломлена количеством ликера, которое уходило на каждом круге. Несмотря на вдохновляющие крики жен и друзей, мужчины за столом один за другим исчезали, пока не остался один Монк. Наблюдавшие высказали шумное одобрение, когда он опрокинул последнюю чашку.
– Я не думала, что ты можешь столько пить, – воскликнула Мишель, когда они шли через Норбро Бридж к себе в отель.
– Я человек многих талантов, – важно сказал Монк.
Монк оставил двери открытыми и прошел на каменный балкон их номера, откуда был виден Кунгстрадгарден и вдалеке – Королевский дворец.
– У тебя все в порядке, мой дорогой? – тревожно спросила Мишель, увидев две слезы, катившиеся по щеке Монка.
– Никогда в жизни я не был счастливее, – прошептал он. Он помолчал, потом добавил: – И также никогда не мог сказать тебе вот что.
Сердце Мишель заколотилось. «Он хочет сказать, что он должен уехать!»
– Мишель, ты выйдешь за меня замуж?
Мишель смотрела на него, не в силах поверить услышанному.
– Да, да, да! – закричала она, обвивая руками шею Монка.
Они неистово обнялись, теперь плакали оба.
– Я веду себя как идиот, – сказал Монк, вытирая щеку. – Дай только мне шанс, а?
Мишель наблюдала, как он неровными шагами вошел в номер.
Вдруг раздался треск. Мишель вбежала в спальню и нашла Монка растянувшимся на кровати, которая под ним сломалась; он храпел с блаженной улыбкой на губах.
– О, чудо ты мое, ужасный человек! – шептала она, стягивая с него одежду.
Всю ночь она до зари не спала, переполненная чудесными мыслями. Кассандра будет наконец иметь отца, а она – мужа. Мужа… Только перед тем, как она наконец уснула, она подумала о том, что делать завтра.
Проснувшись следующим утром, Монк ждал, что будет болеть голова. Несмотря на все, что выпил, его голова, однако, была замечательно ясной. Обнаружив отсутствие Мишель, он заглянул во все углы, пока не понял, что он один. Мишель и Кассандра, должно быть, ушли завтракать.
Монк возвращался в спальню, когда появился служащий гостиницы с новым серым костюмом, белой рубашкой и темно-синим галстуком. Он сообщил Монку, что его ждут через час внизу и что он должен помочь ему собраться. Довольный заботой Мишель, Монк хмыкнул и попросил побрить его.
Спустившись вниз, Монк проследовал за служащим через столовую комнату отеля и дальше, на террасу, с видом на воду. Всюду были свежие весенние цветы. Монк вдохнул пряный воздух, заметив небольшой застекленный шкаф с бутылками вина в центре террасы и арфу в сторонке.
– Прекрасное место для свадьбы, – заметил он служащему.
Слова застряли в горле, когда Монк осознал, что он говорил Мишель вчера вечером. Он огляделся в волнении, потом увидел, как она входит через другую дверь, одетая в простое белое платье, украшенное жемчугами, с небольшим букетом в руках. За ней мелькнула Кассандра, тоже одетая в белое, глядя на него с озорной усмешкой. «О, мой Бог».
Монк не успел понять, что происходит, менеджер отеля проводил его по направлению к
