Предвестники трагедии появились 30 января 1933 года, когда Адольф Гитлер стал канцлером Германии. Его партия, над которой многие насмехались как над компанией неудачников и отверженных, была узаконена. Затем нацисты предприняли быстрые шаги, чтобы укрепить свою власть. Газеты и радио извергли поток пропаганды против врагов, реальных или воображаемых. Нацистские бюрократы изгнали честных мужчин и женщин из гражданских служб, заменяя их бездумными, бесчувственными автоматами. Голоса ненависти, охаивавшие интеллектуалов и либералов, но особенно евреев, стали находить слушателей.
– Это становится кошмаром, – сказал Мишель той весной Абрахам Варбург, ее германский банкир. – И тем не менее мои люди отказываются очнуться. Они говорят, что они больше немцы, чем сами немцы, как будто если они повторят это много раз, то все в это поверят.
В отчаянии он покачал головой.
Они сидели на веранде красивого ресторана на берегу озера в берлинском районе Ванзее. Внизу проплывали грациозные лебеди, окуная головы под воду, чтобы достать хлеб, брошенный хозяевами. И даже в этом мирном окружении Мишель видела лишь скрытое насилие. За каждым вторым столом сидел офицер СС в своей ослепляюще черной форме и сверкающих сапогах или хорошо одетый мужчина с нацистским значком в петлице. Когда они смотрели на Мишель и Варбурга, их глаза становились жесткими. Затем голосом достаточно громким, чтобы они могли слышать, рассказывали анекдот, иногда неприличный. Чтобы быть уверенными в приватности своих разговоров, Мишель и банкир всегда говорили на английском, когда встречались на людях.
– Вы должны заставить ваших людей понять, что им необходимо выбраться, пока они еще могут это сделать, – сказала Мишель.
– Я пытаюсь, – ответил Варбург. – Но большинство отказываются оставить свои дома и родственников.
– Тогда мы должны сделать все, что можем, чтобы помочь тем, кто хочет уехать.
«Боже, меньше чем через двадцать лет я снова сражаюсь с немцами. Это безумие!»
– Становится все труднее получить визы, – сказал ей Варбург.
– Я знаю. Но думаю, я нашла обходной путь. Мишель быстро обрисовала свою схему. Из своей парижской базы она организует туристическую компанию, которая будет предлагать экскурсии в различные районы Франции.
– Нацисты не догадаются, чем мы действительно занимаемся, – объясняла она. – У этих людей будут официальные бумаги и утвержденный маршрут. Вот только они никогда не вернутся назад. Как только они попадут во Францию, они могут ехать куда захотят. Я договорюсь, чтобы они ехали дальше.
Варбурга этот план заинтересовал:
– Это гениально. Но многие не смогут заплатить, а вы не можете рекламировать смехотворно низкие цены, не вызывая подозрения нацистов.
Мишель пожала плечами.
– А кто говорит о зарабатывании денег? Каждый будет забирать предварительно оплаченный билет в одном из наших офисов вместе с дорожными чеками в долларах США. Для всего мира они будут выглядеть официальными туристами, если только не будут пытаться вывезти с собой всю свою собственность.
Варбург подумал над ее доводом.
– Это может сработать, – сказал он наконец. – Однако нам нужно быть очень осторожными в отношении деталей.
– Найдите мне людей, которым вы полностью доверяете, а остальное предоставьте мне.
К осени 1933 года начался массовый исход. Мишель тщательно изучала своих действующих сотрудников, определяла симпатизирующих нацистам и находила предлог, чтобы дать им уйти – с щедрым выходным пособием во избежание недоброжелательства. Она заменяла их людьми, которых присылал ей Варбург, и когда она была абсолютно уверена, что они точно знают, что им делать, возвращалась в Париж позаботиться о конкретных делах там. Мишель нервничала, потому что первые несколько туристических групп были маленькими, но как только слух распространился, возник повышенный спрос, типа «О ля, ля! Экскурсия в Париж». По иронии судьбы это было начало ее проблем.
Мишель, никогда не ездившая в поездки и уж тем более ни одной не организовавшая, явно недооценила как объем, так и вид помощи, которая понадобится ее «посетителям». Это частично объяснялось тем, что первые несколько групп состояли из инженеров, адвокатов и врачей, которые не только имели достаточно денег, чтобы заплатить за короткое время, но еще и родственников, желающих их приютить, и навыки, которые помогут им начать новую жизнь. В тот же год, но позднее, Мишель обнаружила, что противостоит сотням семей нижнего класса, пораженным, одиноким и безденежным, за исключением своих пятидесяти долларов в дорожных чеках и гостиничных ваучеров.
Осознавая, что ей очень нужна помощь, Мишель обратилась к Эмилю Ротшильду.
– Что ты сделала? – требовательно спросил банкир, глубже усаживаясь в свое кресло.
– Ну, хоть кто-то должен что-нибудь делать! – резко ответила Мишель.
– Несмотря на все намерения и цели, ты занялась контрабандой, в данном случае – нелегальной перевозкой людей. Даже если сделать скидку на близорукую французскую бюрократию, как долго, ты думаешь, какой-нибудь официальный чиновник не обнаружит, что приезжающие в страну люди не уезжают.
– Действительно, Эмиль! Учитывая количество туристов, ежедневно пересекающих границу, то с чем мы имеем дело здесь – пустяк.
– Может быть и так, – сказал Ротшильд спокойно. – Но подумай вот о чем. Что, если один из твоих переселенцев пошлет письмо или открытку в Германию, рассказывающую его друзьям о том, какой чудесный трюк они сыграли с германскими властями? Мы оба знаем, что почта, поступающая на определенные имена или адреса, вскрывается немцами.
К тому же что, если какая-то шумливая консьержка начнет задавать вопросы, почему это вдруг две семьи живут в квартире, где прежде жила всего одна? Или одного из таких людей по какой-либо причине остановит полиция? Срок действия их туристических виз истек. У них нет никаких других бумаг. Что они
